Пока без названия. Татьяна Валерьевна Миленина

скал, словно бросая приветы странникам. И вот Анри выбежал на открытую природную площадку, замер, застыл, а потом задышал! Широко раскрыв глаза, он смотрел как солнце подсвечивает выступы скал, как широчайше раскинувшийся каньон живет и дышит во всей своей полноте и безупречности каждую секунду. Набатом в его висках бились пульсирующие секунды. Подбородок его потянулся вверх, а руки непривычным жестом расправились в стороны. Могучая древняя сила пронизывала это священное место, и Анри чувствовал себя в этот миг ее частью. Красно-коричневые валуны молчали, молчали как и они сам, и он опять видел в этом нечто большее, чем кто-либо еще. Он просто продолжал внимать.

      Облака с необычайной быстротой перетекали друг в друга, преобразовывали сферы в облака и линии, в дымные клубы, и вновь рассеивали сами себя на мелкие потоки, и затем снова скатывали себя в другие текучие формы, и за всем этим танцем неподвижно и завороженно наблюдал тринадцатилетний мальчик, не в силах вымолвить ничего от восторга. Тени от гор и облаков, казалось, сплетались в драматических танцах и символах. Анри последовал дальше, не чуя под собой ног, и впервые в жизни ощущая, что его истинное нежелание говорить что-либо вслух тут встречено с истинным принятием. Синее небо, словно в равнозначном партнерстве с его глазами, зависло на пиках старых валунов, и дышало вместе с ним. Он больше не ощущал себя отдельным элементом, в этом откровении бесшумно говорившей с ним природы было лишь объединение, слияние, какая-то щемящая гармония, от которой ему защекотало в груди. Матовые горы в своей цветущей красоте прорвали плотину в его сердце, и он выронил первые слезы, продолжая смотреть во все глаза. В отдельных местах горы чуть розовели, словно чувства их становись мягче, а в других доходили до сурово-коричневых. Как у людей, подумалось Анри. И как у них все красиво в этом общем начале: вОды отражают зубцы, они несет в себе столько свободы, мир транслирует другие миры. Анри добрался до стены с пещерой и протиснулся вглубь.

      Внутри каньона, узкого как тоннель, невыразимо изогнутого, с сотнями выходов и продолжений, струился тихий мягкий свет, словно шепчущий о защите, доброте, спокойствии, которые можно найти внутри. Свет лился сверху и золотил внутренне пространство, образовывал волшебные мерцающие пути, в которых кружились частички драгоценной пыли. Это мир был самодостаточен: он был согрет солнцем, он был укрыт облаками, он жил, дышал, и он молчал. Это потрясло Анри, он словно нашел по-настоящему родную душу здесь, которая впервые негласно, так, как всегда

      поступал и он, общалась с ним, и передавала ему сообщение, что он в этом своем уникальном воплощении и особенностях идеален тоже. Красный свет бил в глаза, каменные скалы взмывали перед его взором, он едва дышал, и слезы прочищали на его лице дорожки среди оранжевого поля, легшего на его лице. Он словно в полусне продолжал брести, проскальзывая руками по стенам узкой пещеры. На выходе высохшие еще при рождении деревья протягивали ему руки, а глиняные башни, похожие на замерших в вечности каменных животных, стояли за них, таких хрупких. И все было в