Ничейная магия. Ирина Ростова

Давайте отдыхать.

      Но, кажется, это никому толком не удалось в эту ночь. Пережевывая так и так слова Гронса, не спала Мист, пытаясь понять, что же за странности творились вокруг. Тяжело, чутко спал Торрен, не выпуская из рук ножны с мечом. Ворочался с боку на бок Вейларис, которому совесть, все-таки мешала, несмотря ни на что. Ближе к утру, когда была стража Гронса, тот встал со своего места так, словно и не спал вовсе, и, сев спиной к скорее тлеющему, чем горящему костру, уставился в предрассветный туман. Мист встала тоже, устав мучаться, села рядом.

      Следопыт некоторое время оставался неподвижным, а потом стал рыться за пазухой, видимо, ища трубку. Но вместо трубки он достал что-то другое: небольшой деревянный чехол, разложив который, стал составлять из деталей флейту. Мист скосила глаза, изнывая от любопытства, но старалась не пялиться уж слишком. Гронс же, составив инструмент, поднес его к губам и долго едва-едва касался его губами и дыханием, словно вспоминая или спрашивая разрешения у себя самого.

      Волшебное зеркало смотрело на них, прячась в туманах, и старое волшебство шевелилось где-то недалеко или, может, в душе, которую разбередило первое за много лет обращение по имени. Что полузабытое, стертое снова теплилось, вызывая к жизни мелодию и того самого, настоящего ард-Гроннена эр-Эландиля Аинэ, которого никто не узнал бы в следопыте Гронсе.

      Он прижал к губам флейту и заиграл. Тихая, неуверенная, прерывистая мелодия постепенно окрепла и прозрачной дымной струей потекла вокруг их бивуака, смешиваясь с туманом.

      Мист слушала, как зачарованная, пытаясь запомнить каждую ноту, и Торрен приподнялся на локте, а Вейларис продолжал лежать и смотреть в светлеющее небо, пока звучали переливы незнакомой, нездешней музыки.

      Они текли и текли вокруг, пока туман не начал рассеиваться, и солнце не показало свой край над миром. Тогда Гронс отнял от губ флейту и начал осторожно складывать, а его слушатели встрепенулись, как от волшебного сна.

      – Это…может, эльфы не едят детей? – неуверенно предположил Торрен.

      – Едят, – ответил следопыт. Но, прежде, чем Торрен успел сообразить, добавил. – детей птиц, детей зверей. Людей почему-то не едим, – его руки, смуглые от загара, серые от грязи, покрытые ссадинам и царапинами, любовно погладили футляр.

      Мист благоговейно наблюдала за его действиями, словно за торжественным ритуалом. Почему-то сейчас Гронс казался ей куда более эльфом, чем раньше, словно какая-то неуловимая другая струна в нем стронулась, заставив его “звенеть” немного по другому. Впрочем, может быть, дело было не в струнах и не во флейтах, и не в чарующей грустной мелодии – просто Мист знала теперь его лучше. Или вообще, в принципе, хоть немного знала. Может быть, когда их путешествие закончится, она сможет поговорить с ним побольше? Расспросить про эльфов и их быт, про легенды, которые они почти не доверяли книгам и записям, полагаясь на свою безукоризненную нечеловеческую память.

      – Эй, хватит мечтать, Мист "Не Зови Меня" Ле Илант, – подтолкнул ее в плечо уже поднявшийся со своего лежбища Вейларис. – Даже если ты мечтаешь о наших сокровищах,