Рыбы молчат по-испански. Надежда Беленькая

даму из департамента. Во сне они превращаются одна в другую, сливаются, как две наложенные друг на друга переводные картинки, становятся кем-то третьим, и этот третий с топотом уносится от Нины куда-то по пустынному коридору дома ребенка.

      Разбудила Нину нянечка, которая пришла забирать Риту.

      – Ритуся, – ласково лепечет крошечная тетенька, протягивая руки, – пора обратно в группу, кушать и спать.

      В дверях Рита обернулась и посмотрела на испанцев равнодушно и сонно, как смотрят в окно на падающий снег.

      Когда Нина застегнула пальто и уже собиралась выходить, позвонила Ксения.

      – Слушай, тут дело срочное… У тебя в мобильнике есть фотоаппарат?

      – Есть, – ответила Нина.

      – Отлично. Тогда найди Аду. Она тебя кое-куда проводит, и ты сфотографируешь еще одну девочку… У этой кривая спина. Позвоночник больной. Родители просят прислать фотку, чтобы в Испании показать врачам. Представляешь, совсем я про это забыла! У тебя три минуты займет, а если я пойду, Ада прицепится с разговорами…

      – Подожди, – занервничала Нина. – Ты с ней-то договорилась? А то они все на меня так смотрят…

      – Договорилась. Иди и ничего не бойся.

      Из кабинета навстречу Нине выплыла сама Ада Митрофановна.

      – Нина? Так. Вот Верочка, медсестра. Она вас проводит.

      Нина оставила испанцев внизу, сняла пальто и вслед за медсестрой Верой зашагала по коридору вглубь здания.

      Они вошли в небольшую комнату. Это было специальное отделение, куда собирали детей-инвалидов. Кроватки тесно сдвинуты одна к другой. Голые матрасы покрыты клеенкой.

      Перед ними в кроватке стоял мальчик с обрубком вместо правой руки.

      – Родители – наркоманы, – объяснила Вера.

      Мальчик улыбался Нине, показывая два новеньких белых зуба на розовых деснах, и тянул здоровую руку.

      Зато девочка в соседней кроватке не улыбалась и даже не смотрела на Нину: она неподвижно лежала на спине, к ее крохотному тельцу лепилась большущая, как арбуз, голова. Измученное лицо казалось пугающе взрослым.

      – Что с ней? – спросила Нина.

      – Макроцефалия, – ответила Вера. – Из хорошей семьи, между прочим. Родители здоровые, не пьют…

      – Как же она будет жить дальше, с такой головой?

      – Трудно сказать… Да и разве это жизнь? Одно мучение. Судороги, боли, бесконечные обезболивающие уколы, она без них не может.

      Нина уже сфотографировала Ксенину девочку, которая по сравнению с остальными казалась совершенно здоровой, Вера куда-то вышла, и она растерянно стояла посреди комнаты. Со всех сторон на нее смотрели больные дети – с клешнями вместо рук, с целыми гроздьями пальцев, с деформированными головами, с безобразными наростами по всему телу. Но через минуту Нина этого уже не замечала, она видела только глаза – любопытные, озорные, погасшие, печальные, страдальческие, слепые, с бельмами, напоминающими озера, подернутые