Индивидуальный подход. Анастасия Романова

средств мобильной связи. Вот что ты будешь делать, если попадешь в средневековье без телефона?

      – Куплю новый.

      Если бы у нас в городе существовал институт дураков, Ленка точно стала бы лучшей его выпускницей.

      – Не слушай Подольского, он не в себе, – я уселся между Катрин и Ленкой, глотнул какой-то гадости из жестяной банки и прошептал: – Всем пофиг. Это не страшно, а самое страшное знаете что?

      – Что-о-о? – гости мои чокнулись стаканами и бутылками, взглянули на меня и разом смолкли.

      – Что мы все умрем, – и я кивнул на грязновато-замерзшее стекло; надпись никуда не делась, ну правильно, куда ей деваться, если никто не обращает внимания.

      – Но я ее стер, – Никита подскочил на ноги, в два шага пересек комнату, потер пальцем окно, изучил раму, постучал по подоконнику и ошарашенно обернулся: – Я правда вытирал, сука. Вон даже след от моей руки остался.

      – Кончай прикалываться.

      – Это вы кончайте прикалываться! Подольский, сука, это ты заново написал? Сбегай, кстати, еще за пивом. Или, может, чего покрепче?..

      – Дверь не открывается, – равнодушно объявил Подольский, высовываясь из коридора. – Кто последний заходил?

      – Ну ты достал, – взъярился Никита и вышел в прихожую. – Руки из жопы растут. – Он, судя по звуку, подергал ручку, пару раз пнул створку, выругался и вернулся в комнату за «чем-нибудь тяжелым». Оставалось гадать, для чего ему что-нибудь тяжелое – для того, чтобы выбить дверь или для убийства Подольского. – Не открывается! Кто последний заходил? Ленка, ты?

      – Не я! Я вообще первая пришла: вон моя куртка самая нижняя валяется.

      – Подо-ольски-и-и-й? – протянули мы хором.

      – После меня еще кто-то выходил курить на площадку.

      – Катрин?

      – Я не курю, идиот.

      – А ты?

      А я что? Я в своей квартире, зачем мне вообще выходить?

      – Получается, что последним никто не заходил.

      Про надпись на окне все забыли.

      ***

      До вечера мы с Никитой и Подольским по очереди пытались взломать замок; девчонки дежурили на балконе в ожидании соседей, которые обычно сновали под окнами муравьями, а сегодня как назло будто вымерли. Выпивка закончилась, последняя пачка сигарет валялась на полу, а зажигалка куда-то пропала. Темнота, постепенно наполнявшая комнату, покрывала синеватым налетом блестящую поверхность шкафа, стеклянный столик и пыльный пол. Тени бродили по стенам, прикидываясь обитателями квартиры, но я-то знал, что, кроме нас пятерых, здесь никого нет. Однако чей-то же палец написал на стекле несколько слов. И кто-то захлопнул дверь так, что она не открывается.

      Подольский гладил Ваську и смотрел в окно. Звезды глядели из окна на нас, и мне казалось, то они миллионами точек складываются в буквы: «Все земляне – идиоты». Наверное, звезды правы, потому что только идиоты могут застрять в своем собственном доме.

      Утро следующего дня встретило нас беззубым оскалом и жидким солнцем, выглядывавшим из-за облаков. Гудящая голова, словно наполненная металлическими шариками,