Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости. Николай Коняев

дань достоинствам вдовствующей царицы, но она только вдова государя. А есть у нас и дочери царя Ивана. Мы все знаем Анну Ивановну, герцогиню Курляндскую… Говорят, у нее характер тяжелый, но в Курляндии неудовольствий на нее нет!

      И столь неожиданным было предложение Голицына, что как-то растерялись все. Совсем не думано было про Анну Иоанновну…

      – Дмитрий Михайлович! – пораженно проговорил фельдмаршал Василий Владимирович Долгоруков. – Твои помыслы исходят от Бога и родились они в сердце человека, любящего свою Отчизну. Да благословит тебя Бог… Виват нашей императрице Анне Иоанновне!

      В.Л. Долгоруков

      Тут и Василий Лукич Долгоруков, припомнив, что в прежние времена он в добрых отношениях с Анной Иоанновной находился, спохватился и тоже виват закричал. И Остерман тут как тут, начал ломиться в двери.

      – Кого выбрали-то? – спросил.

      – Анну Иоанновну…

      – Виват! – закричал Андрей Иванович.

      – Виват! – крикнули уже все хором.

      Только князь Дмитрий Михайлович молчал.

      – А ты чего? – спросил у него брат, фельдмаршал, герой штурма Нотебурга и сражения под Полтавой. – Сам ведь и предлагал…

      И тут снова Дмитрий Михайлович всех удивил.

      – Воля ваша, господа верховники, кого изволите… – сказал он в наступившей тишине. – А только надобно и себя полегчить!

      – Чего? – не поверив своим ушам, спросил канцлер Гаврила Иванович Головкин. – Чего это сказал ты такое мудреное?

      – Полегчить себя надо… – хладнокровно повторил Голицын. – Воли себе прибавить.

      Мудр был Дмитрий Михайлович Голицын. Все книги прочитал, пока губернатором сидел в Киеве. Вот и говори, что пустое дело – книжки читать… Ишь ведь до чего додумался! Мудро, однако! А главное – так заманчиво, что и думать о таком страшно.

      – Ишь ты… – покачал головой Василий Лукич. – Да хоть и прибавим воли себе, только удержим ли волю эту?

      – А чего же не удержим? – задорно спросил Голицын. – Я так полагаю, что надобно нам к Ее величеству пункты написать.

      И, не давая опомниться ошарашенным сотоварищам, кликнул Василия Петровича Степанова, правителя дел Верховного тайного совета.

      – Садись там, чернильница! – сказал, кивая на маленький столик. – Пиши, что тебе говорить будем.

      Тут всех сразу прорвало.

      – Не надо, чтоб нам головы секли!

      – И имущества пускай не лишают без суда справедливого!

      – И войну заводить, чтоб с общего совета…

      – Да что писать-то, ваши сиятельства?! – в отчаянии воскликнул Степанов. – Про головы али про войну сначала?

      – Экий ты дурак, братец! – вздохнул Дмитрий Михайлович. – Слухай, что Василий Лукич диктовать будет, а Андрей Иванович штилем правильным обрабатывать…

      – Нихт! Нихт! – закричал Остерман. – Дело это так важное, что за иноземством своим я вступать в него не смею!

      – Полно тебе врать, Андрей Иванович! – укорил его Василий Лукич. – Вицеканцлерскую должность