Убей соседа, или Хроника недавнего времени. Ланиус Андрей

Лидолия Николаевна! – повысил голос и Плафонов. – Во-первых, официально вам заявляю, что капитан Абоймов мне не кум, не сват и не собутыльник. Это глубоко порядочный, честный, мужественный офицер милиции, гроза бандитов и хулиганов, герой моего лучшего очерка, а еще страстный поклонник высокой поэзии, что само по себе большая редкость в наше торгашеское время. Убедительно прошу не втягивать его в наши коммунальные разборки! Во-вторых, ставлю вас в известность, что на ваше заявление, паче чаяния оно появится, я немедленно подам встречное, и еще неизвестно, кто окажется более уязвим в глазах неподкупной Фемиды!

      – Это любопытно. В чем же вы собираетесь меня обвинить?

      – В свои дежурства вы моете места общего пользования, в частности, туалет, с добавлением хлорки, отлично зная, что у меня аллергия на это вещество. Это уже не шутки! Это умышленное причинение вреда здоровью квартиросъемщика.

      – А блевать мимо унитаза – это шутки, да?!

      – Низкая клевета! Я никогда не блюю! Особенно мимо унитаза!

      – А ваш друг? Ну, плюгавенький? Кандыбин?

      – Побойтесь бога, Лидолия Николаевна! Кандыбин – он же тишайший из тишайших!

      – Тишайший… – Она вдруг взорвалась: – Нет, я не понимаю! Жить в Петербурге, в нашем прекрасном сказочном городе, и убивать время на пьянку! Вот скажите, когда вы в последний раз были в музее, только честно?!

      – Если честно? На прошлой неделе.

      – Быть такого не может! Ну и что же это за музей?

      – А это новый музей. О нем еще не все знают. Музей водки.

      – Вам бы только ерничать!

      Глухое ворчание. Пауза. Затем – размеренная декламация Плафонова:

      Увы, от мудрости нет в нашей жизни прока,

      И только круглые глупцы любимцы рока.

      Чтоб ласковей ко мне был рок, подай сюда

      Кувшин мутящего наш ум хмельного сока.*

      В другое время Геннадий не стал бы слушать все эти пререкания, известные ему до мелочей. Поднялся бы к себе и завалился бы спать. Но сейчас ему вдруг захотелось новыми глазами взглянуть на соседей, одного из которых надо было «убить», а другую – «упечь в психушку».

      Решительной походкой он прошел на кухню и поздоровался.

      При его появлении спор прекратился, лица озарились улыбками.

      Лиманская, как обычно по утрам, варила себе овсяную кашу с курагой и изюмом. Она

      была в своем восточном халате, обтягивающем ее полные плечи и необъятный бюст. Черные и жесткие, с легкой проседью волосы намотаны на бигуди, в колючих глазках-бусинках – неуступчивая решимость бороться за общественное благо всеми доступными средствами. По виду сроду не догадаешься, что дама состоит на учете в психушке.

      Павел Плафонов – упитанный румяный тридцатидвухлетний близорукий шатен с аккуратной ниточкой черных усиков, гладко выбритым безвольным подбородком и наметившейся лысинкой на мощном затылке – как всегда по утрам жарил магазинные котлеты – до золотисто-коричневой корочки. Судя по всему, он мучился с похмелья.

      – Геночка, может, вы возьмете шефство над этим неумейкой? – взмолилась

      Лиманская. –