Цирцея. Мадлен Миллер

сменилась летом. Однажды вечером за кубком вина я наконец спросила Гермеса о Сцилле.

      – Ага! – Глаза его загорелись. – Я все думал, когда же мы до нее дойдем. Что ты хочешь знать?

      Она несчастна? Но над такими нюнями он посмеялся бы, и правильно сделал. Мое колдовство, остров, львица – все это проистекло от превращения Сциллы. Нечестно было бы раскаиваться в том, что даровало мне жизнь.

      – Она нырнула в море, а что случилось с ней потом, я так и не узнала. Тебе известно, где она?

      – Неподалеку. Меньше дня пути, если идти на корабле со смертными. Она облюбовала пролив. По одну сторону – водоворот, что затягивает корабли, и рыб, и все, что мимо проплывает. А по другую – отвесная скала с пещерой – там она и прячется. И всякий корабль, избегнувший водоворота, несется прямиком ей в пасти, так она и кормится.

      – Кормится, – повторила я.

      – Да. Моряками. По шесть съедает за раз – один на каждую пасть, а то и по двенадцать, если быстро грести не умеют. Кое-кто пробует с ней сразиться, но что из этого выходит, можешь себе представить. Издалека слышно, как они вопят.

      Меня точно пригвоздило к стулу. Я ведь думала, она плавает в глубинах, холодных кальмаров глодает. Но нет. Сцилле всегда нравился дневной свет. И нравилось заставлять других лить слезы. А теперь она превратилась в прожорливое, зубастое чудовище в броне бессмертия.

      – И никто не может ее остановить?

      – Зевс мог бы или твой отец, если б захотели. Но зачем? Богам от чудовищ только польза. Представляешь, сколько молящихся?

      Я вздохнуть не могла. Люди, которых съедала Сцилла, были такими же моряками, как когда-то Главк, – оборванными, отчаявшимися, изнуренными вечным страхом. Все они мертвы. Все превратились в сгустки холодного дыма, отмеченные моим именем.

      Гермес наблюдал за мной, приподняв голову, словно любопытная птица. Ждал, как я это восприму. Раскисну от слез или покажу себя гарпией с каменным сердцем? Нечто среднее не предполагалось. Остальное не вписывалось в веселую историю, которую он собирался наплести.

      Моя рука опустилась на голову львицы, пальцы ощутили большой, крепкий череп. Она никогда не спала, если Гермес был в гостях. Следила из-под полуопущенных век.

      – Одного Сцилле всегда было мало, – сказала я.

      Он улыбнулся. Сука, не сердце – скала.

      – Хотел сказать, – продолжил он. – Я слышал о тебе пророчество. От старой прорицательницы, которая оставила свой храм и бродила по свету, предсказывая судьбу.

      Я привыкла, что мысль его быстро перескакивает с одного на другое, и сейчас была за это благодарна.

      – А ты как раз случайно проходил мимо, когда она говорила обо мне?

      – Нет, конечно. Я дал ей чеканную золотую чашу, а взамен попросил рассказать все, что она знает о Цирцее, дочери Гелиоса, ээйской колдунье.

      – И что же?

      – Она сказала, что человек по имени Одиссей, мой родич, явится однажды на твой остров.

      – И?..

      – И всё.

      – Хуже пророчества еще не слыхала.

      Он вздохнул:

      – Знаю.