Книга Пыли. Тайное содружество. Филип Пулман

последний раз сегодня вечером – поругались из-за воображения. Я сказал, что ей не хватает воображения, а она расстроилась.

      – И тебя это удивляет?

      – Нет. Пожалуй, нет.

      – А с чего это вы стали спорить про воображение?

      – Уже и не знаю. Наверное, мы с ней по-разному понимаем это слово.

      – Если ты думаешь, что воображение – это способность сочинять и придумывать, тогда ты точно ничего в нем не понимаешь. На самом деле воображение – это способность воспринимать и чувствовать. А из-за чего еще вы ругаетесь?

      – Да из-за всего на свете! Она так изменилась! Она теперь читает такие книжки… Вы слышали про Готфрида Бранде?

      – Нет. Но не говори мне, что ты о нем думаешь. Скажи, что сказала бы Лира.

      – Гм-м… Ну ладно, попробую. Бранде – это философ. Его называют Виттенбергским Мудрецом. Ну, некоторые называют. Он написал «Гиперхоразмийцев», это такой толстенный роман. И я даже не знаю, что это значит! В самом тексте об этом ни слова.

      – Надо полагать, это те, кто обитает еще дальше Хоразмии. Когда-то давно так называлась область к востоку от Каспийского моря. Ее современное название – Хварезм. И…

      – Хва… стойте! По-моему, я видел это слово в списке!

      Мейкпис снова открыл блокнот и кивнул:

      – Да, оно тут. И что же Лира думает насчет этого романа?

      – Он ее словно загипнотизировал! С тех пор, как она…

      – Ты говоришь, что думаешь сам. А ты скажи, что сказала бы она, если бы я спросил ее, а не тебя.

      – Ладно. Она бы сказала, что это книга невероятного… м-м-м… масштаба и мощи. Абсолютно достоверный мир… Не похожий ни на что, о чем она когда-либо читала… Э-э-э… новый взгляд на природу человека, пошатнувший все ее прежние убеждения и… показавший ей жизнь с совершенно новой точки зрения… Ну, что-то в этом роде, наверное.

      – По-моему, ты иронизируешь.

      – Ничего не могу с собой поделать! Я эту книгу ненавижу. Все персонажи – чудовищные эгоисты, слепые ко всем человеческим чувствам. Одни – высокомерные и властные, другие – лживые и угодливые, третьи – пустоголовые пижоны… В этом мире есть только одна ценность – разум, а все остальное абсолютно неважно. Автор разумен до… просто до безумия! Воображение для него ничего не значит, пустой звук. А вся вселенная, которую он описывает, сухое, бесплодное место.

      – Если он философ, то зачем он написал роман? Или он думает, что роман – хорошая форма для изложения философии?

      – Он и много других книжек написал, но именно эта сделала его знаменитым. Остальных мы не… Лира не читала.

      Алхимик стряхнул пепел с сигары прямо в печь и уставился в огонь. Мэри сидела у его ног и мерно мурлыкала, прикрыв глаза.

      – Вы когда-нибудь видели, чтобы человек и его деймон друг друга ненавидели? – спросил Пан спустя примерно минуту.

      – Такое случается чаще, чем ты думаешь.

      – Даже у людей, которые не могут разделяться с деймонами?

      – Им, должно быть, приходится еще тяжелее.

      «Да, это точно», – подумал Пан. Из чугунка на печи поднимался пар.

      – Мистер Мейкпис,