Девушка пела в церковном хоре. Мастер Чэнь

задумываться – а что вообще нужно было налетчикам на военном корабле, с адской ли машиной или только с револьверами.

      И у меня даже было кому задавать вопросы.

      Крейсер, как я уже сказал, это небольшой остров, и наш остров – особенный, он всегда будет немножко парусником и немножко прогулочной яхтой (как бы это ни огорчало Лебедева).

      Броненосец же – это небольшой город из стали, ощетинившийся пусть и зачехленными, но довольно пугающими орудиями. Здесь, на «Суворове», почти тысяча человек, но люди эти распределяются по нескольким этажам, они же палубы.

      Нет, не город, а громадный многоэтажный жилой дом, подумалось мне.

      И на этих палубах, возможно, было бы трудно найти нужного мне человека, но тут железный порядок, поднявшихся на борт встречают и очень вежливо, очень аккуратно разводят в разные стороны. Лебедева – к грозному адмиралу. Оживленную и бесконечно доброжелательную Рузскую… да-да, она тоже сопровождает командира крейсера в этой поездке, а ее-то куда ведут и к кому же она тут собралась? Непонятно.

      Меня, напросившегося в катер, ведут туда, куда мне и было надо: к Владимиру Ивановичу Семенову, человеку с непонятной должностью: он заведует военно-морским отделом.

      В Петербурге я никак не мог поверить, что этот самый Семенов, по кличке Пузырь, с его клочьями бороденки, может быть так популярен у дам, и популярен вполне физически. Потом мне объяснили: вам, загадочным романтикам, не понять, что он их не сводит с ума, а просто развлекает и смешит, и они от этого на все готовы, да не просто готовы, а сами волокут его на острова и в уютные номера там.

      Что же касается военно-морского отдела – на самом деле то был отдел, скажем так, литературный. И устроить меня на эскадру, в виде обмена любезностями с господином редактором «Нивы», было для Семенова вполне понятным делом. Особенно с учетом того, что он, представьте себе, пишет морские рассказы, а таковые надо же где-то и кому-то печатать или хвалить.

      Наша поездка на катере к флагману была напряженной – Танжер насквозь продувается ветром, катер так и прыгал из одной брызгающейся ямы в другую, но мы с Инессой Рузской…

      Я-то обратился к Лебедеву в последний момент, когда он почти бегом проносился к борту, и он быстро двинул вниз бородкой – что означало, что я иду за ним в катер вот здесь и сейчас, в чем стою. Но тут резкой походкой вышла Рузская, озарила меня потрясающей улыбкой – да она вообще улыбается всегда и постоянно. Вот ее – ожидали. Взяла Лебедева под руку и пошла с ним к катеру: хорошо быть дамой.

      И вот мы с ней, два пассажира, ехидно обменивались все десять минут пути улыбками: нас не тошнит, как же хороша жизнь, мы в Танжере. А Лебедев сидел очень прямо, профиль его держался в напряжении благодаря крахмальному воротничку, и думал он о чем-то своем. Наверняка неприятном, если верить Блохину, хотя как может командир отвечать за портовых апашей, налетающих на корабль… и все-таки, что им вообще там было нужно. Но тут перед нами вырисовывается черная громада, с которой стекают черные же ручьи, броненосец моют после