Девушка пела в церковном хоре. Мастер Чэнь

желать уменьшения нашего государства, ослабления его и всеми силами содействовать этому».

      – Вот-вот…

      – Автора, автора! Он кто?

      – Не догадались? Лев Толстой, русский писатель. От горшка два вершка и борода до пояса.

      Тут раздался всеобщий хохот. Похоже, здешние люди относились к графу Толстому примерно так же, как и я.

      – Госпожа Рузская, у вас муж в Порт-Артуре. А если его поставить напротив этого писателя…

      – Господа, мой муж – человек со спокойными нервами, и у него много других дел…

      – …Пятнадцать узлов для «Донского» – это вы хватили. Только если рассердится. Но какая разница, если вся эскадра идет по последнему инвалиду, то есть девять узлов. А японские миноносцы, заметим, дают двадцать пять. Круги могут нарезать вокруг, как Тузик.

      – А паруса вы забыли? Господин сочинитель…

      А, со мной уже разговаривают – я точно победил.

      – Господин сочинитель, вы на новых кораблях эскадры видели такие реи и снасти, как у «Донского»? А я скажу почему. Потому что – дословно – «для увеличения автономности» корабль хранит, изволите ли видеть, полную фрегатскую парусность, и идея была – опять цитирую – что «прибегали бы к углю лишь в случае крайней необходимости». Вы на паруснике, господин Немоляев. А лет ему уже двадцать пять. А срок его службы был – двадцать.

      – Ну мы же – Брандвахта…

      – Простите? – удивился я.

      – Вы знаете нашего адмирала? – тихо объяснил мне подобревший Кнюпфер. – У Рожественского для каждого корабля есть кличка. «Сисой» у него – Инвалид, «Светлана» – Горничная. А мы – Брандвахта. Это то есть такой корабль, что годится только на караульную службу в гавани. И наше место в кильватере, если вы заметили – последнее.

      Тут из левого угла раздалось тихое «видите ли, как…».

      И все смолкли разом.

      – Господин Немоляев, – продолжал звучать в этой тишине голос Лебедева, – думаю, с вами сегодня пытались поступить как-то сурово. А вы наш гость, и кто-то чуть о том не забыл. Но раз уж вы выдержали это испытание сами, мое вмешательство было не нужно. А бронированный крейсер первого ранга «Дмитрий Донской» – боевой корабль эскадры. Вот так.

      Я быстро окинул взглядом все лица, ища знакомые усмешки в усах. И не обнаружил ни одной.

      И подумал: кем нужно быть для того, чтобы тебя вот так слушали?

      А вот теперь уже просто нужно было выпить, к примеру, водки.

      – Несу, не сомневайтесь, – сказал всей компании незнакомый мне лейтенант, приближаясь к растопыренной трубе граммофона с пачкой пластинок в руке. – Свинство, мадам и господа, на «Аскольде», помнится, у нас один лейтенант был с виолончелью – вообразите. Да и сейчас на эскадре есть певцы, а адмирал на «Суворове» без духового оркестра за стол не садится…

      Предупредительный кашель раздается откуда-то из командирского угла.

      – А тут – некому потрогать пианино за клавиши, стоит и пропадает, только лишь граммофон.

      Но