Записки филиппинки (сборник). Нина Абрамович

в солнечном луче летнего полдня, узко бьющего через открытую форточку.

      Через матовое стекло солнце в дом не проникает. Оно замызганно отпечатками лап кота, проторившего по стеклу тропинку во двор.

      Я уношу тарелку с помидорами в зал. От греха подальше. На круглый стол, с которого свисает длинный подол вышитой скатерти. Но здесь, как обычно, нет свободного места. Стол заставлен. Всякой бестолковщиной. Стола не видно. А на нем, в середине… гора. Из голов. Куриных. Сырых. Над ними вьется рой мух. Надо быть Верещагиным, чтобы описать эту гору! Апофеоз войны. Человека над курицами. Заготовка для собачье-кошачьих пирушек. Преданность и забота Валентины, посвятившей себя животным.

      Я пристраиваю тарелку с помидорами на край этажерки с книжками. Тарелка падает и разбивается. Волна негодования захлестывает меня.

      Я смотрю на разомлевшего от котлет кота. На его измазанную в жиру морду, которую ему лень вымыть лапами. На котлеты, которые уже надо в мусорку.

      Пожалуй, баба Катерина была права насчет березы… Она бы этого Пегаса!.. И мое воображение, подогретое увиденным безобразием, рисует картинки кошачьей инквизиции.

      Кот слишком тяжелый. И сук березы ломается под ним. Но неугомонная котоненавистница Катерина ловит кошака своими хваткими пальцами и топит его в ведре с водой. Кот упирается. Тонуть не желает. Мокрый, дико орущий, он с усилием выталкивает мордой крышку, которой Катерина давит ведро. И, вырвавшись, отряхивается, разбрасывая грязным веером миллиарды бактерий по стенам и мебели.

      Фу!.. Кот спасен! Первобытный образ бабки Катерины растворяется в сегодняшних реалиях.

      Котлет мне совсем уже не хочется.

      – Машулечка, еще минутку, и ты котлетками будешь лакомиться.

      «Да-да! Особенно – лакомиться!» – грустно думаю я.

      – А мне нынче не до них. Здоровье, пардон, не позволяет. Я себе слив вон купила. Лучшее народное средство от моего недуга, – деликатно говорит Валька, указывая взглядом на большое стеклянное блюдо на журнальном столике, схваченное легкой паутиной и слоем пыли. В блюде лежат синие продолговатые сливы.

      «Надо попробовать пару этих слив. Если помыть их в горячей воде и с мылом», – думаю я, и настроение улучшается.

      – А я сейчас на первое супчик еще из риса сварю. – И Валентина высыпает в бульон рис прямо из пакета.

      – Валя, ты рис забыла помыть! – кричу я подруге.

      – А зачем его мыть? На фирме, где его производят, его же, очевидно, моют.

      – Кто бы его мыл? Ты смеешься? Оно им надо? Вон серая пена пошла! Выливай воду из кастрюли.

      – Нет. Не надо. Кипяток все убьет. И твои бактерии, и витамины, – смеется подруга.

      Я обреченно плюхаюсь на стул. Спорить с Валькой нет смысла. Она личность особая. С гигиеной у нее свои отношения.

      Как-то осенью мы с ней собирали яблоки в ее саду. Чтобы сварить варенье. Я норовисто перепрыгивала через многочисленные бомбочки, оставленные ее дворняжками на зеленой траве. Гадкие псы тут же путались под ногами.

      На кухне я уже приготовилась мыть