Ты победил. Александр Зорич

два пролета. Выше не было никого живого. И никого, кто умер бы недавно.

      «Так. Один из костеруких залез в башню по стене и попал под бревна. Его не убило, но придавило. Невидимый даже для меня, он перебьет всех нас. В этом нет сомнений. Но костерукого я смог поразить кинжалом, а против выползка был бессилен и „облачный“ меч. Значит, надо все равно пробиваться вверх. Но тварь, убив управляющего, намеренно или просто со злости вышвырнула его тело прочь. Тварь я не вижу, как и сокольничий, как и Сорго, как и Лорма. Что же делать?»

      Жвалы-захваты выползка со скрежетом проскребли по бревнам внизу. Уже совсем близко.

      – А что думает по этому поводу гиазир Сорго? – осведомился Эгин у темноты совершенно неожиданно для самого себя. Ему почему-то пришло в голову, что раз уж он за последние дни дважды без особого желания спасал жизнь учителю, значит, должен же тот иметь в его жизни какой-то смысл?

      – И твари живущей любой будет враг сердцеед-пожиратель, – пробормотал Сорго.

      «Что ж, масса ценной информации», – скривился Эгин, но попыток дознаться не бросил. Как можно спокойнее, понимая, что он имеет сейчас дело не то с трехлетним ребенком, не то с мудрецом излишне высокого полета, Эгин прошептал:

      – Я плохо понял вас, гиазир Сорго.

      – И твари живущей любой, – повторил тот и смолк.

      «Любой… любой… ну и что, что любой?» – лихорадочно соображал Эгин. Оттуда, откуда раньше доносился шепот сокольничего, послышались звуки возни и знакомый шорох крыльев. «Соколы!»

      – Послушай, гиазир сокольничий, мое истинное имя – Эгин.

      – Да, милостивый гиазир Йен, – бесстрастно кивнул тот.

      – Теперь я хотел бы узнать твое.

      Вот уж чего никогда не мог представить себе Эгин! Он, аррум, будет выспрашивать имя у смерда! Пусть довольно просвещенного в повадках живых тварей смерда, но все-таки господского холопа, лишь бы не обращаться с дурацким «гиазир сокольничий» к тому, с кем иначе как «эй, ты!» заговаривать не приучен.

      – Меня зовут Солов.

      – Хорошо, Солов. А теперь ответь мне: один ведь сокол у тебя остался?

      – Да, милостивый гиазир. Один и остался. Другого зашибло.

      – Он у тебя привязан?

      – Нет, милостивый гиазир. Он и так никуда не улетит.

      – Но если ему приказать, чтобы он взмыл в небеса, – он ведь изо всех сил будет пытаться именно взмыть в небеса? Даже несмотря на то что ему придется сперва подскакивать по ступеням, а потом пробираться через завалы?

      – Д-да, милостивый гиазир.

      Ответ сокольничего прозвучал неуверенно, и Эгин переспросил:

      – Так да или нет, Солов? От этого зависит наше спасение.

      – Да, милостивый гиазир, но ведь наверху то чудовище…

      – Вот именно, Солов, вот именно. «И твари живущей любой будет враг сердцеед-пожиратель».

      Память на цитаты у Эгина была отменная. Оставалось только прикоснуться к соколу, изучить его След, запомнить его и уповать на то, что он не рассосется слишком быстро, когда несчастная птица станет жертвой