Веления рока. Валентин Тумайкин

проводил его поворотом головы и невольно оглянулся на окно, возле которого сидела девушка с выразительными голубыми глазами. Их взгляды встретились, она едва заметно улыбнулась ему, и все вокруг засветилось небесным весенним светом. Автобус вздрогнул, выбросил густые клубы черного дыма, задребезжал и поехал следом за удаляющимся грузовиком.

* * *

      Взором Эрудита, успевшим за прошедшие два года привыкнуть к пространству, ограниченному горными преградами, завладели необъятные равнины степных просторов, раскинутых во всю ширь земли. Он глядел и не мог наглядеться на родное раздолье. Весенний воздух кружил голову, пьянил. Он подождал, пока автобус не скрылся из виду, поправил ремень, встряхнул чемодан и пошагал. Вот его родная школа – небольшое двухэтажное здание за высокими тополями, стоявшими в две шеренги. По посеревшему фасаду размазалась полоса от подтеков дождевой воды, словно неведомый зверь высунул из-под крыши черную уродливую ногу, да так и заснул. Вокруг чисто и опрятно: на молодой травке и на гладких тропинках нет ни сухих прошлогодних листьев, ни мелких веток, разбросанных ветром. Этой особенностью школьный двор вызвал ностальгию, навеял воспоминания о пролетевшем детстве. Справа от дорожки, ведущей к рассохшейся двухстворчатой двери неопределенного цвета, отбежав в сторонку, загостились три подружки – три черешни. На их ветках топорщились крупные коричневые почки. В какой-то сиюминутной неуверенности застыли они, как будто решили набраться побольше сил, поднатужиться и, наконец, раскрыть уже проклюнувшиеся светло-розовые лепестки.

      Пригревало солнце. Уже давно в хрустальном омуте голубоглазой капели потонули все зимние звуки. Окрестности наполнились детским смехом и звонкими голосами. Гулко поднимаясь ввысь, звуки таяли в настоянном на глубокой небесной синеве воздухе, и лилась над хутором светлая, беззвучно поющая тишина. Румяной порошей заметывались зачерствелые сучья жердел, которые разбрелись по всему хутору, словно весенние вестники, спешившие поскорей сообщить людям о том, что зимнему холоду и серой слякоти наступил конец.

      Таинственной, задумчивой улыбкой окрашивала весна хуторские улицы. Эрудит шагал, посматривая на знакомые подворья, и его сердце наполнялось восторгом. Такое состояние бывает у человека, только что вышедшего на улицу после долгой изнурительной болезни. Когда ему кажется, что все известное с самого детства он видит по-новому, другими глазами, а весь мир посветлел, стал дороже, родней, прекрасней. Встречающиеся земляки радостно улыбались солдату, обнимали его, поздравляли с возвращением, расспрашивали о том, где и как служил; женщины, завидев его в окно, выбегали на крыльцо.

      Дома Эрудита никто не ждал, никто не встречал. У него не было ни отца, ни матери. Отец успел построить просторный дом, в сторонке поставил беленькую хатку, а вскоре погиб. В ночную смену пахал он на тракторе совхозное поле, сменился с напарником, нашел клочок соломы и прилег на нем. Напарник, сделав два круга, должно быть, заскучал, сбегал в хутор, напился самогону. В пьяном виде не заметил спящего,