Ее величество кошка. Бернар Вербер

лишат нас еды.

      – Тогда мы будем добывать рыбу выше плотины.

      – Это вряд ли.

      Поводя другим ухом, Пифагор призывает меня посмотреть в противоположную сторону. Я поворачиваюсь на запад и убеждаюсь, что крысы и там умудрились возвести за ночь такую же плотину.

      Теперь я начинаю понимать, в чем заключается тактика осады. Мой оптимизм теряет почву. Пифагор подбавляет пессимизма:

      – Время будет играть в их пользу. Они не торопятся.

      – Мы станем сопротивляться. Нас много.

      – В ближайшие дни помощи ждать не приходится. Ни один человек и ни одна кошка больше к нам не попадут.

      От огорчения я широко разеваю пасть и начинаю громко пыхтеть и хрипеть – это мой способ показать, что я готова рвать и метать и долго сдерживаться не смогу.

      Пифагор предлагает способ успокоиться – заняться любовью, но мне совершенно не до этого. То, что нас взяли в клещи и лишили возможности нанести ответный удар, совершенно меня угнетает.

      Вечером я пытаюсь успокоиться при помощи медитации. Вспоминаю советы Патриции: принять позу лотоса, сложив перед собой лапы (как это ни больно), выпрямить спину, откинуть назад хвост (это для стабилизации) и замедлить дыхание – тогда якобы на меня снизойдет спокойствие.

      Ничего не получается. Надо будет открыть глаза на несовершенство этого метода другим кошкам.

      Медитация сродни шампанскому: людям годится, а кошкам – нет.

      Я наблюдаю за заходящим солнцем, ощущая приступ разочарования, даже горечи. В глубине души я знаю, что все хорошее уже позади и что безмятежности нашего Рая угрожает беда.

      Анжело, увидев меня, начинает урчать – хочет подбодрить.

      Не знаю, в какую авантюру я тебя втравила, сынок. Хочется надеяться, что все кончится хорошо.

      Я не смею ему сказать, что мне повезло родиться в хорошее время, я успела насладиться комфортом и безопасностью, тогда как следующее поколение, к которому принадлежит он, обречено на невеселое будущее.

      – Может, взять да и перебить всех этих крыс? – предлагает мне сын.

      – Нет, Анжело, уж больно их много. У нас нет ни малейшего шанса одержать верх.

      – Я владею кош-кван-до, мама, буду разить их сотнями!

      – Их десятки тысяч. Ты быстро выбьешься из сил.

      – Прошу, мама, отпусти меня, мне не терпится начать их убивать!

      – Иди спать.

      – Когда стану вожаком, то не буду трусить. Я не побоюсь войны с нашими врагами.

      – Правильно. А теперь – спать.

      Когда же молодежь повзрослеет? Я, конечно, ничего не имею против насилия, если оно приносит пользу и эффективно, но в данном случае кинуться в бой значило бы совершить самоубийство. Проблема молодых в том, что они стремятся побыстрее получить удовольствие (Анжело, к примеру, нравится убивать), не думая о последствиях. Но в долговременной перспективе за насилие приходится дорого расплачиваться. Внутренний голос подсказывает мне, что выгодным бывает только мир.

      Натали берет меня на руки и ласково гладит. Чувствую, ей тоже неспокойно. Я лижу ее подбородок,