Непубликуемое. Мухортов Павел Петрович

поднятой рукой Димка Сидоренко, Димос, бычок по кличке, приклеившейся еще в школе, плотного телосложения, румяный, с выбритым до синя острым подбородком и пышными бакенбардами. Потом, словно опомнившись, раскинув руки, он подскочил к Манько, который, опешив вскинул удивленно брови, крепко обнял его и чмокнул в щеку.

      – Салам. Ну?! Приди в себя, скоренько, скоренько.

      – Откуда ты взялся, Димос?

      – От верблюда. Ко мне едем, ко мне, герой.

      – Прямо сейчас? – Манько переминался с ноги на ногу.

      – А что, поговорим. Правда, у меня гости, но тебе понравится. Говори пошли.

      Манько потупился, неловко улыбаясь, и остался неподвижен. В сравнении с ним грузный Сидоренко выглядел все же гораздо моложе, независимо от одинакового возраста, не было у Геннадия той привлекательности в чертах лица, какая была у Димоса. Было странно. Гонористый Димос нисколько не изменился: по-прежнему он не говорил удручающе-скучно, чтобы захотелось перебить его или зевнуть. Все та же самонадеянность, заносчивость, проскальзывали в тоне.

      – Чего ты молчишь? – Думаю ты первый, кого я встретил из нашего старого двора.

      И Манько, преодолев неловкость, раньше не переносивший Сидоренко из-за его особого пристрастия к деньгам, не раз ругавшийся с ним с пеной у рта, не раз дравшийся, хлопнул обрадованно его по плечу, сказал между прочим:

      – Пошли, нас вроде ждут?

      Манько понимал, что делает все наоборот, вопреки внутреннему желанию вернуться домой, сесть, предельно сосредоточиться и, как брату, написать Мирону о своих бедах, понимая, что недопустимо вот так словно забыть о нем и пойти за Димосом, который, не унимаясь, тягуче говорил с ласковым лукавством.

      "Почему я так поступаю? Что меня тянет к Димосу? Любопытство? Узнать как он жил? Или та же проклятая жажда общения? Так мне будет противно, я уверен, что у него как прежде компания, любители легкой жизни, он – их кумир. Зачем? Зачем я иду туда? Чтобы выразить им открыто презрение? Или попытаться понять и их, и себя? Или я, возможно свихнувшись в горах, что-то упускаю в этой современной гражданской жизни, в жизни без выстрелов? Или до сих пор не вернулся в эту устоявшуюся, привычную жизнь, оставленную мальчишкой зеленым юнцом? А может мне не хватает просто внимания и я хочу его заполучить, правда таким странным способом, общаясь с упавшими людьми?" – удрученно думал он, рассеянно глядя под ноги, едва поспевая за Сидоренко, а затылок опять жгло нестерпимо.

      … – а-а, входите, заждались, – открыв двери, затароторила смазливая, весьма прилично одетая девчонка, пропуская ребят. Из комнаты доносились визг, веселье, звуки музыки, обрывки разговоров.

      – Буба, ты запарил! Деловые записи?

      – Не трогай меня руками!

      – Что ты психуешь?!

      – Отстань! Налей лучше вина, охладись.

      – А… Понимаю, подсчет неуплаченных долгов.

      – Пошел к черту, кретин!

      Манько недовольно поморщился, задергалось правое веко. "Опять я добровольно