Бои космического значения. Илья Владимирович Рясной

реактора и перевод комбината «Биоактив» на новую технологию синтеза субактивных полимеров…

      – Меня поражает эта беззаботность, – говорил я Корвену, с которым мы сидели в моей каюте. Стереовизор растворил всю стену, и на ее месте возникали картинки городов Саслены. Ничего особенно выдающегося нашим глазам не представало. Обычная провинциальная дыра. Неизменный километровый, со старомодным радужным покрытием небоскреб в столице, в нем расположены административные службы, и он должен наглядно демонстрировать процветание планеты. Жилые пузыри в полярных холодных районах. Стандартная застройка с домами-гроздьями и «шайбами». И, естетсвенно, аборигены, гордые сознанием того, что судьба позволила им жить в этом «самом лучшем уголке Вселенной».

      – «Плоскостники» вообще забыли, что идет война, – сказал я.

      – Для них она далеко, – пожал плечами Корвен, рассматривая в иллюминатор красный гигант с двумя большими, в тысячи километров, темными пятнами смерчей, которые кружатся тысячи лет.

      – Далеко?.. За год мы потеряли две планеты и двести тысяч человек.

      – Еще вспомни погибший линкор, одиннадцать крейсеров… Это «плоскостникам» ничего не говорит, – Корвен закинул в рот сладкую хрустящую пластинку и бросил опустевший пакет в угол. Оттуда появился чавкающий хобот уборщика, запрограммированного мной из-за ненависти к беспорядку подбирать все плохо лежащее.

      – Но две планеты…

      – Они умом понимают это. Но поверить не могут. Война идет уже семьдесят лет.

      – За семьдесят лет мы потеряли восемь планет… А тут две в год.

      – А ты знаешь, что немало «плоскостников» вообще ничего не имеет против того, чтобы сдаться? – посмотрел на меня с насмешкой Корвен,

      – Знаю, – кивнул я, вспоминая разговоры знакомых и соседей в той далекой, теперь кажущейся нереальнои жизни, когда свет для меня еще не сошелся клином на космофлоте, на линкоре «Бриз». Да, я немало слышал пространных рассуждений и о том, что под Мерканой ничуть не хуже, а, может, даже и лучше, чем под Лемурией.

      – Все дело в том, что война идет слишком долго. И она слишком далеко. Ненависть, движущая массы, иссякла. Тем более что в большинстве случаев боевые действия ограничиваются схваткой флотов, и высадка на захваченные планеты происходит достаточно мирно. И после оккупации «плоскостники» продолжают жить, как жили – четырехчасовой рабочий день, сенсоригры, тысяча и одно удовольствие. Кстати, в вопросе удовольствий меркане достигли куда больше, чем мы. Тут с ними трудно состязаться. «Простому человеку не все равно, кто пишет для него законы». Не слышал такое мнение?

      – Слышал.

      – Внизу полно пораженцев… Они перестали верить во врага, считая всю информацию о нем пропагандой военных.

      – Кстати, меркане должны были появиться здесь еще пять суток назад, – сказал я.

      – Заждался? Не терзай себя. Коротай время до смерти.

      – Что у тебя за язык, Корвен?!

      – Вся наша жизнь – это коротание времени до смерти. Просто у некоторых это получается интереснее