Охота за лазером Третьего рейха. Петр Илюшкин

Наталью в гостиничку. С концертной бригадой пили чай.

      Потом – долгая прогулка по узеньким улочкам Астрахани. И конечно, по территории самого кремля. Весь кремль после революции называли «Городок Троцкого».

      – Ваш кремль очень похож на наш, Московский Кремль! Очень красивый, белоснежный! В Москве Кремль тоже был белым. А потом стал красным, в цвет рабоче-крестьянского знамени.

      Павел нежно смотрел на девушку. И решился поцеловать. А потом – предложение немедленно сыграть свадьбу.

      И Наталья растаяла.

      В кабинке телефонной станции она долго ожидала, когда свяжут.

      – Мама, я люблю! Решила остаться в армии, с любимым! Санинструкторы здесь очень нужны!

      – Доченька! А как же учеба? Ты ж с самого детства мечтала стать артисткой!

      – Мама, все наверстаю! После войны!

      Медсанбат

      Оля Клочкова подружилась с новенькой. И та часто, пользуясь передышками в службе, захаживала на чай.

      Оля ставила на примус большой алюминиевый чайник. Щипчиками дробили большие куски сахара-рафинада.

      Наталья – восторженно о своем Павле – о чем бы ни говорили, заканчивала только упоминанием о нем.

      Ольга о своем житье-бытье рассказывать стеснялась. Мол, ничего романтичного: выучилась на фельдшера, работала в станичной больничке. Ничего интересного. Народ суровый, не привык валяться по больницам, даже получив на работе травмы.

      Зато о своем Петре говорила с восторгом. Соседи они с ним. В детстве дрались. Повода особого не было. Так, пацанские разборки. Ее на улице так и называли за драчливость – «пацанка». Дралась она хорошо. Отец Оли научил ее приемам рукопашного боя. Так что никому в драке не уступала!

      Повзрослев, Оля перестала драться. Петр стал жонглером и акробатом. Выучился у заезжих циркачей. Сальто-мортале, и р-раз – в огненный круг! Ходил на руках между закрепленными на полу острыми ножами…

      В медсанбате как-то передышка. Сидят подруги, чай пьют. Разговор – о своих любимых.

      – Постой, постой! Слышишь? – настораживается Оля.

      Снаружи, откуда-то снизу, слышна громкая ругань, перемежающаяся трехэтажным матом:

      – Ко мне! Быстро ко мне! Твою мать! Кому сказал! На гауптвахту! Красноармейцы! Снять его! Ко мне!

      И тут же – насмешливый голос совсем рядом, за окном:

      – Так точно! Никак нет! Вашбродь!

      Оля узнает голос:

      – Вот и Петро!

      Смеясь, выглядывает в окно.

      Ильин стоит на каком-то мизерном выступе стены, держась рукой за водопроводную трубу. Другой рукой он изображает отдание чести, громко кричит, глядя вниз:

      – Вашбродь! Так точно! Никак нет! Не могу знать!

      Внизу, задрав голову, стоит комендант гарнизона подполковник Вахмистров.

      Лицо его, обычно благодушное, багрово от злобы и натуги. Он смотрит на Ильина и орет:

      – Сидел ведь на гауптвахте! Выводов не делаешь?! Твою мать!

      Ильин делает шутовское лицо:

      – Так точно! Вашбродь! Докладываю! Провожу занятие по диверсионной подготовке.