Непримиримые 3. Александра Сергеевна Ермакова

а мне с её сыном нельзя?

      – Ирина, ты забываешься! – рокочет отец.

      – Ты тоже. Папа! – выделаю последнее слово и покидаю кухню: – Приятных снов… ну или горячей ночи… Мне…

      Перед дверью опять тушуюсь, но, сглотнув нервоз, вхожу без стука.

      Вот ещё! Моя комната!

      – Я уж подумал, что опять спать внизу останешься, – бурчит Игнат, глядя с затаённой обидой.

      С порога бросаю ему бутылочку с водой. Парень, несмотря на то, что лежит, реагирует быстро. Ловит. Открывает и с блаженным шумом пригубляет:

      – Спасибо, малыш, – закрывает. Отставляет на тумбочку со своей стороны. – Спать собираешься? – недвусмысленно улыбается. – Рискнёшь? – хлопает по пустующей части постели.

      – Прочь, – грожу пальцем, подступая к своему краю. – Руки при себе… и хозяйство от меня подальше.

      – Мгм, – проказливо хмыкает сосед, опять шмякнув ладонью по одеялу.

      Ну вот, снова этот звук!

      Гад думает, что король положения! Ненавижу самонадеянных индюков!

      Не покажу, что трясусь от страха.

      Или… от возбуждения.

      Мы ещё повоюем…

      Ещё не успеваю лечь, как понимаю, что военный настрой капитально даёт сбой. Селивёрстов прав, я тоже живая. Слишком живая… Цунами, что сейчас стихией носится по телу, не контролирую, и как совладать с непогодой чувств – без понятия. Полный кавардак…

      Я в диком, неописуемом смятении. Никогда подобной реакции на мужчину не испытывала…

      Демонстративно разделяю постель пополам, а между частями делаю стенку из покрывала, которое поднимаю с пола, куда его бросил Игнат.

      С преувеличенным спокойствием ложусь.

      Блин, одеяло-то одно! Нащупываю край, что отогнула, пока устанавливала перегородку, и тяну на себя сильнее. Со смешком Игнат позволяет ткани двинуться ко мне. Не поворачиваюсь, но ощущаю въедливый взгляд – жжёт затылок, спину…

      – Думаешь, меня эта фигня остановит? – звучит непростительно близко и жарко. Натужный смех. Дыхание касается моей шеи, прогоняя по телу стадо мурашек и волну тепла.

      – Ага, – бью не глядя. Локтём. Попадаю в накаченное тело.

      – Ой, – театрально охает парень, – чего дерёшься…

      – Прочь, Селивёрстов! – грожу мрачно.

      – Злая ты, а ещё сестрой станешь…

      – Справедливая, брат… в будущем, – закрываю глаза.

      – Хм, а поцелуй… сестры?

      – Только кулак, Селивёрстов, – отрезаю ровно, но безапелляционно.

      Наигранно тяжко вздохнув, Игнат умолкает.

      Некоторое время ёрзаю под пристальным взглядом. Долго лежу без сна, даже тело затекает от однообразности положения, но повернуться не решаюсь. Когда уже не ощущаю руку и бок, осторожно ложусь на спину. Жду колкости или пошлости от соседа, но слышу только мирный сап.

      Любопытство побеждает разумное, и я чуть поворачиваюсь к Игнату, в любой момент готовая либо дёрнуться обратно, либо прикинуться спящей. Но не приходится – парень спит, закинув руку за голову, а вторую протянув вдоль тела. Одна нога выпрямлена, а другая чуть согнута