Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше

с дороги.

      Новое хочет создать благородный, новую добродетель. Старого хочет добрый и чтобы старое сохранилось.

      Но не в том опасность для благородного, что он станет добрым, а в том, что он станет наглым, будет насмешником и разрушителем.

      Ах, я знал благородных, потерявших свою высшую надежду. И теперь клеветали они на все высшие надежды.

      Теперь жили они, наглые, среди мимолетных удовольствий, и едва ли цели их простирались дальше дня.

      «Дух – тоже сладострастие» – так говорили они. Тогда разбились крылья у духа их: теперь ползает он всюду и грязнит все, что гложет.

      Некогда мечтали они стать героями – теперь они сластолюбцы. Печаль и страх для них герой.

      Но моей любовью и надеждой заклинаю я тебя: не отметай героя в своей душе! Храни свято свою высшую надежду! —

      Так говорил Заратустра.

      О проповедниках смерти

      Есть проповедники смерти; и земля полна теми, кому нужно проповедовать отвращение к жизни.

      Земля полна лишними, жизнь испорчена чрезмерным множеством людей. О если б можно было «вечной жизнью» сманить их из этой жизни!

      «Желтые» или «черные» – так называют проповедников смерти. Но я хочу показать их вам еще и в других красках.

      Вот они ужасные, что носят в себе хищного зверя и не имеют другого выбора, кроме как вожделение или самоумерщвление. Но и вожделение их – тоже самоумерщвление.

      Они еще не стали людьми, эти ужасные; пусть же проповедуют они отвращение к жизни и сами уходят!

      Вот – чахоточные душою: едва родились они, как уже начинают умирать и жаждут учений усталости и отречения.

      Они охотно желали бы быть мертвыми, и мы должны одобрить их волю! Будем же остерегаться, чтобы не воскресить этих мертвых и не повредить эти живые гробы!

      Повстречается ли им больной, или старик, или труп, и тотчас говорят они: «жизнь опровергнута!»

      Но только они опровергнуты и их глаза, видящие только одно лицо в существовании.

      Погруженные в глубокое уныние и алчные до маленьких случайностей, приносящих смерть, – так ждут они, стиснув зубы.

      Или же: они хватаются за сласти и смеются при этом своему ребячеству; они висят на жизни, как на соломинке, и смеются, что они еще висят на соломинке.

      Их мудрость гласит: «Глупец тот, кто остается жить, и мы настолько же глупы. Это и есть самое глупое в жизни!» —

      «Жизнь есть только страдание» – так говорят другие и не лгут; так постарайтесь же, чтобы перестать вам существовать! Так постарайтесь же, чтобы кончилась жизнь, которая есть только страдание!

      И да гласит правило вашей добродетели: «ты должен убить самого себя! Ты должен сам себя украсть у себя!» —

      «Сладострастие есть грех, – так говорят проповедующие смерть, – дайте нам идти стороною и не рожать детей!»

      «Трудно рожать, – говорят другие, – к чему еще рожать? Рождаются лишь несчастные!» И они также проповедники смерти.

      «Нам нужна жалость, – так говорят третьи. – Возьмите, что есть у меня! Возьмите меня самого!