За порогом боли. Дмитрий Грунюшкин

того, что уже наступил вечер, и от густого табачного дыма. Макс выдул очередную струю, понаблюдал, как заколыхались четкие сиреневые пласты воздуха, меняя свою форму и застывая в новой. Обжигая пальцы, затушил микроскопический окурок об ножку стула и бросил бычок на пол, в огромную кучу таких же чинариков.

      Он сидел уже восемь часов, запершись в своем кабинете в редакции. Он не слышал, как время от времени сотрясалась от ударов дверь, как с грохотом проносились по улице грузовики. Иногда на него накатывало волна то страха, то тошноты.

      Щелкнул замок и в кабинет влетел Джон. В дверях остались человек пять с опасливым любопытством наблюдающих редколлег. Пыхтя, внес свой живот редактор.

      – Че расселся! – утвердительно заорал Джон. – Меня там чуть не замочили! Я тебе такое расскажу!

      – Не трогай мальчика, – прогудел редактор. – Ему плохо. Он здесь целый день сидит.

      – А ты не раскисай. И убери протезы с подоконника, – обратился он уже к Максу. – Ишь, намусорил. Комиссар в Смольном, да и только.

      Макс равнодушно посмотрел в их сторону и опустил ноги. Присутствие людей столкнуло его с мертвой точки. Появилось недовольство, а это уже, хоть какая-то, а эмоция.

      – Максимов, мы для тебя специально половину первой полосы оставили на завтра. Где снимки? – пропела из дверей Софья Евгеньевна, ответственный секретарь.

      – Щас, – буркнул Макс.

      Вернувшись к жизни, он начал осознавать, что делал последние восемь часов. Сразу после событий на площади он вернулся в редакцию, заперся в кабинете, передвигаясь на автопилоте проявил пленки и, так же автоматически, распечатал снимки. Потом выпил крепкого чаю и сел перед окном, где и провел все оставшееся время в сомнамбулическом состоянии.

      Кабинет они с Джоном занимали на двоих, поэтому никто и не смог туда зайти, пока Джон не вернулся с классическим синяком под глазом и разбитой бровью.

      – Щас… – повторил Макс, пытаясь вспомнить, куда он засунул снимки. Полез, было, в сумку, но, наткнувшись на пистолет, отдернул руку, словно обжегшись.

      В комнате повисло заряженное любопытством молчание. Макс достал из кармана пустую сигаретную пачку, повертел ее в руках и бросил на пол.

      – Ишь, раскидался, – заворчал редактор, – Ну, чисто, комиссар.

      – Дайте закурить?

      В ответ материализовались сразу три пачки, протянутые разными руками. Макс подивился такой щедрости и достал по одной из каждой пачки. Две сигареты спрятал за ухо, прикурив третью.

      – Зеленый весь, а еще смолит, комиссар, – не унимался редактор.

      – О!– Хлопнул себя по лбу Макс и полез в маленький сейф, где хранились пленки и дорогостоящие фотопринадлежности. Снимки были там. Молча он кинул фотографии на стол, поняв, что рассказать словами о происшедшем не сможет.

      – Ну, что там? – Софья Евгеньевна, подошла к столу. Редколлеги столпились рядом.

      Стоя у окна, Макс по репликам старался догадаться, что они в данный момент рассматривают.

      – Неплохо.