Ловушка для повесы. Алисса Джонсон

известны, но она надеялась, что Коннор был с ними не знаком.

      – Моя матушка родом из Пруссии, – объяснила она, преодолевая смущение. – А ее мать была итальянкой.

      – Но лучшее в вас из Британии.

      Аделаида улыбнулась:

      – Отцу нравилось так считать. Он любил подчеркивать это, но лишь для того, чтобы поддразнить матушку.

      Выражение его лица и интонация стали почти бесстрастными.

      – Они не ладили друг с другом?

      – Очень даже ладили, – уверила она его. – Просто им нравилось подшучивать друг над другом. Вот и все.

      – Это частый способ выразить привязанность. – Коннор закинул руку за спину и, сорвав ярко-желтый цветок, протянул ей. – А это другой.

      Польщенная Аделаида потянулась за ним.

      – Спасибо.

      Однако Коннор отвел руку так, чтобы она не могла дотянуться.

      – Вы знаете, что это такое?

      – Да. Это гелениум, привезенный из Америки. – Она также знала, что его еще называют чихательной травкой, но не стала об этом упоминать.

      – А есть у вас любимый?

      – Цветок? – Она покачала головой. – Нет. Хотя, пожалуй, я неравнодушна к макам.

      – К макам? Я запомню и куплю вам дюжину.

      При этих словах Аделаида покраснела от удовольствия. Она никогда не получала от джентльмена цветы, даже от сэра Роберта.

      – Вы не можете. Я имею в виду купить.

      – Все можно купить.

      – Но они так недолговечны. Они вянут, уже когда вы их срезаете. – Для Аделаиды в этом была их привлекательность. Маки нельзя было укротить в вазе или затерять в букете. – Им нужно радоваться в саду. Любоваться такими, какие они есть.

      Коннор вертел цветок в длинных изящных пальцах.

      – А этот долго простоит?

      – Какое-то время. Без должного питания все постепенно вянет.

      – Значит, до тех пор. – Он протянул ей цветок.

      Их пальцы соприкоснулись на стебле, и Аделаида вспомнила, как эти пальцы скользили по ее щеке. Она вспыхнула при этом воспоминании и потянула цветок к себе с силой большей, чем намеревалась.

      – Изабелла рисует их! – выпалила она прежде, чем вспомнила, что Изабелла ничего больше не рисует, потому что у них давно нет денег на рисовальные принадлежности. – У нее необыкновенный талант к этому. Мой отец говаривал, что, ухаживая за садом, я создаю красоту на сезон, а сестра, рисуя, улавливает и сохраняет сущность красоты для вечности. Он был безнадежно поэтичен.

      Теперь Аделаида радовалась, что осталась. Ей было приятно сидеть с ним рядом и вести интересную беседу. Она позабыла, какое это удовольствие.

      Находясь с сэром Робертом, она только слушала. Точнее, пыталась слушать. Барон был не то чтобы зануден, но слишком предсказуем и излишне многословен. Он вечно распространялся о своих недавних приобретениях для конюшни, о последних покупках у портного и, наконец, о последних услышанных сплетнях, обычно касавшихся людей, о которых Аделаида ничего не знала и которых никогда не встречала. Если ей везло, он разнообразил эту рутину жалобами на своих