Лилии. Александр Власов

пути.

      Лютниста стать её околдовала.

      Почтительно помог он ей сойти.

      Под деревом ему сказала фея:

      «На лютне мне немного поиграй!»

      Мелодия звучала, грустью вея,

      Но трогала чарующе, как май.

      «Что надобно тебе за эти звуки?

      Протягивай ладонь, озолочу!»

      Но щедрые беря со страстью руки,

      Шепнул он: «Я любви твоей хочу».

      Дано дивить избыточно химерам.

      Увидел он, утратив эмпирей,

      Что белое на фее стало серым

      И несколько развился рой кудрей.

      Сиявшие зарёй поблёкли щёки,

      Безумие во взоре залегло,

      Но дали знать отдельные намёки,

      Что сердце в нём и точно расцвело.

      Россетти

      Натурщицей добыв её случайно,

      Трудился с ней Россетти допоздна.

      По первой же работе чрезвычайно

      Художнику понравилась она.

      Совместные для них отрадны сети,

      Но долгого на тверди счастья нет,

      И некогда в сени своей Россетти

      Безжизненной нашёл Элизабет.

      О ней не забывать ему в сиротстве,

      По памяти писать её порой.

      Но слышит он о странном её сходстве

      С Агнессой, католической святой.

      В экстазе та написана когда-то

      Болонцем Анджольери на холсте.

      Россетти вдаль отправился крылато

      К усиленно влекущей красоте.

      Хранители пред ним открыли двери.

      Приблизился приезжий к полотну.

      Глядит – и впрямь Агнесса Анджольери

      Похожа на покойную жену!

      Но видит он ещё неподалёку

      В музейной полумгле портрет его.

      Расшириться сильней случилось оку:

      Узнай себя, Россетти, самого!

      Дженет

      Окраинами шла порой без цели,

      Восторженно любя лесной предел.

      Ей нежно колокольчики синели,

      Шиповник ей повсюду густо рдел.

      И что-то средь обилия такого

      Красавица невинно сорвала.

      Вдруг юноша, взирающий сурово,

      С укорами возник из-за ствола.

      Но далее смягчился с явной краской,

      Сорвал и сам ей прелести лесной.

      Польщённая ж исполнилась опаской,

      Цветок его отбросила долой.

      Ведь юный страж урочища глухого

      Служил, увы, холодной госпоже,

      Не терпящей поблизости чужого,

      Прельщающей, держа настороже.

      Когда-то жизнь его осиротела,

      Питание большое дав уму.

      До прежних яств ему не стало дела,

      Совсем иной открылся мир ему.

      Владеют им избыточные чары

      Безогненной, но властной госпожи —

      И нет ему по той причине пары,

      Зато сполна в туманной жизни лжи.

      Мечтает он о жизни сущей, новой,

      Безбрачному нельзя существовать.

      И вот уже помочь