Почти рукописная жизнь. Евгений Гришковец

чёрная труба. С одного торца в стене было маленькое квадратное окошко, под которым на земле стоял деревянный ящик, видимо, из-под фруктов. А с боковой стороны посередине была дверь с двумя ступеньками. На вагончике нигде ничего не было написано. Окошко и двери днём и вечером были заперты, и вагончик явно пустовал.

      Когда мы подъехали, было уже совсем темно, но сквер был освещён фонарями. На прилегающих улицах и вдоль всего кольца вокруг сквера стояло много кэбов разных фирм и компаний. Двери и окошко вагончика были открыты, из трубы шёл дым. В машинах или возле машин на бордюрах и в скверике на раскладных стульчиках сидело много-много индусов, в тюрбанах и без. Одни стояли, курили и разговаривали, другие сидели, читали газеты, некоторые просто сидели молча. Но все что-то пили из чашек, из которых поднимался парок. Наша машина притормозила, и Лори, почему-то перейдя на шёпот, сказала:

      – Здесь они пьют чай. Такого чая ты нигде больше, кроме Индии, не выпьешь. Я там не была, но мне кажется, и там такого не подадут.

      Из открытой двери вагончика вырывался тёплый свет, в проёме я увидел двух маленьких чёрненьких индусов в светлых одеждах с закатанными выше локтя рукавами. Они трудились у большого котла, от которого валил пар, вылетавший наружу. Один помешивал что-то в котле большим половником. Когда кто-то подходил к окошку, он зачерпывал из котла порцию и наливал в протянутую чашку.

      – Пойдём, – сказала Лори. – Они меня знают, удастся попробовать. Вообще-то здесь пьют чай только водители, и только из Индии и Пакистана.

      Мы вышли из машины, прошли несколько шагов, и Лори попросила меня подождать. В сквере и вокруг было так тихо… Все говорили каким-то общим шёпотом. Было ясно, что люди отдыхают, что шуметь или даже быстро двигаться – неправильно. У всех собравшихся были спокойные и от этого осмысленные и почти величественные лица. Лори заглянула в дверь вагончика, ей радостно закивали, она что-то сказала и, не подходя к окошку, через мгновение, получила в руки две дымящиеся чашки. С ними она вернулась ко мне. Я взял горячую чашку двумя руками, вдохнул пар и почувствовал запах имбиря… В чашке была совсем белая жидкость, показавшаяся мне густой.

      Первый же глоток произвёл на меня сильное впечатление. Я не ожидал, что чай может быть такого вкуса. Он был сладким, тягучим, пряным, острым и мягким одновременно. В этом вкусе было что-то древнее, настраивающее на спокойное и умиротворённое восприятие мира, и бодряще-пробуждающее одновременно.

      – Ну как? – спросила Лори.

      – Удивительно, – ответил я.

      – Это правильная оценка, – сказала она и усмехнулась. – Допивай и возьми мой. Я знаю, что это вкусно, но я не люблю чай. Сейчас вернёмся домой, и я выпью немного хереса. Допивай, допивай, Юджин. Неудобно здесь долго оставаться. Сейчас это их место.

      Лори точно испытывала какие-то особые чувства к индусам. В первый же день моего проживания у неё она мне сказала, что консьержу непременно надо давать десять-двадцать пенни, когда он открывает