Смертельный вызов. Андрей Звонков

книжек автора Анатолия Добровича. «Глаза в глаза», «Общение, наука и искусство», «Фонарь Диогена».

      Иван не заметил, когда пришла с работы мама. Он читал, сидя на полу, среди кучи вываленных из шкафа книг. На ее приветствие промычал что-то невнятное, но мама не обиделась. Она удалилась на кухню и через полчаса вернулась к увлеченному чтением сыну.

      – Пойдем, поужинаем, чайку попьем!

      – Ма, привет. – Оторвался от книги Иван, – А ты не знаешь, где стоит «Щит и меч»?

      – Знаю, конечно, – улыбнулась мама. – Это любимая книга отца. Поэтому она стоит рядом с его столом. – Она выдернула из зажатых на полке книг двухтомник Вадима Кожевникова. – Разве ты не читал?

      Иван отложил «Глаза в глаза» и принялся запихивать вываленные книги обратно в шкаф.

      – Читал, но давно. Хочу перечитать.

      – Пойдем. Попьешь чаю со мной?

      За чаем Иван рассказал о повестке, потом о предложении тестя, потом о поездке в военкомат, но так как про военкомат пришлось сочинять, боясь, что мать почувствует ложь, очень коротко поведал, без подробностей. Мол, дал заявление, военком пообещал отсрочку. Мама слушала, не перебивая.

      – Об Оксане есть новости? – спросила мама. – Я волнуюсь, как они доехали? В вагонах сквозняки такие.

      – Она должна позвонить или мне или родителям. Но Степан Богданович ничего еще не сообщал. Они только сегодня должны прибыть во Львов. Завтра, наверное, с вокзала из Черновцов позвонит. Тесть сказал, что их там встретят его родственники.

      – Ты на «сорок дней» не работаешь?

      – Пока не знаю, – пожал плечами Иван. – Я перехожу на другую подстанцию, и нового графика не знаю. Думаю, что не работаю. Не волнуйся, ма. Все нормально.

      – А почему переходишь?

      – С начальством не нашел общего языка. – Иван постарался интонацией показать, что ему этот разговор неприятен, и он не хочет его продолжать. – Завтра поеду договариваться о переводе. Ма, а сорок дней отмечать – это обязательно? Отец ведь был атеист.

      – Атеист, – эхом отозвалась мама, – но крещеный. Ты не знал, но его в младенчестве бабки в церкви окрестили? Ему еще годика не было. Ничего, все мы создания Божьи, и верующие и атеисты.

      – Ма, а ты верующая? – спросил Иван, хотя знал, что последний год мать каждое воскресенье ходит в церковь. Все–таки ходить в церковь и верить по настоящему, это не одно и тоже. Много кто ходит, а кто из них действительно верит?

      Он так не смог бы. Или смог?

      Иван задумался, теперь ему многое теперь придется делать понарошку, а значит – врать, лицемерить?

      «На войне нет лжи в отношении врага, а есть военная хитрость», – припомнил Иван услышанную где-то фразу.

      Мама, убирая посуду со стола, на мгновение замерла и ответила:

      – А сейчас только Богу и можно верить. Больше никому.

      – Ты не ответила, – настаивал Иван. – Ты не Богу, а в Бога веришь?

      – Верю. – Подтвердила мама и добавила, – Только