Боль свободы. На остриях двух лезвий. Жесуй Бесдеполь

обезоружат его осознанием невозможности желанного спасения.

      Вдруг, макушку обжигает так сильно, что на миг пропадает боль в ноге. Крик не вырывается, даже хрип. В горле пересохло так, что заговорить не получится, да и не зачем. Ползти, еще быстрее, изо всех сил, как только можно.

      Локоть упирается в кочку. Все. Больше не удается вынести тяжесть собственного тела. Сразу же оно валится на землю неуклюже, как набитый грязью мешок. Голова падает на ласковую, прохладную землю, а в веки перестает бить слепящий жар горячей звезды.

      Глаза тут же сами открываются. Грудь начинает жадно всасывать прохладный воздух, прокатывающийся в тени легким ветерком. И все же еще слишком ярко, даже здесь еще солнце продолжает слепить глаза, но дух и тело на миг оживают.

      Лучи продолжают жарить тело, нога болит еще сильнее, чем раньше. В висках стучит так, будто уже целый час кто-то упорно долбит по темени дубинкой, но мышцы стягивает от порыва, и руки поднимают тело вверх, снова упираются локтями в землю, а правая нога, выбивая из-под стопы черный, липкий, вонючий песок, заталкивает в тень. И ум отказывается дольше терпеть мучения, тут же проваливаясь в самую бездну глубокого, бессознательного сна.

      Снова ударяет в голову звук воды. Уже не вспоминается теплая улыбка возлюбленной, она осталась где-то в прошлом и потому растеряла все свое тепло, оставив только остывающий в памяти след необратимой утраты.

      Сознание быстрее пробуждается, лишь немного избавившись от усталости и истощения. В ноге просыпается боль, хотя, по сравнению с тем, как она болела чуть раньше, по сравнению с тем, как отдавались болью удары сердца, когда огнем солнца пекло лицо, но нужно было ползти дальше, надеясь добраться до тени быстрей, чем поджарятся веки на глазах, – по сравнению с теми чувствами эта боль уже не кажется такой уж невыносимой.

      Это помогает очнуться, и тут же взгляд схватывает застывшую на кончике листа капельку чистой воды. Уже не так жарко, не так светло. Значит, солнце успело скатиться к горизонту, хотя отсюда его не видно. Опустилась роса, когда дневная жара спала, а с листа на лицо успели свалиться несколько капель.

      Рот открывается сам, а руки вновь поднимают тело выше, следом высовывается язык и только хочется поймать каплю, едва она решит свалиться. Конечно, она не уймет жажду, но от этого желание добраться до всего одной маленькой капли ничуть не утихает. А она набухает так медленно, так неторопливо, что за несколько этих мгновений уже успевает разыграться голодом нетерпение.

      На листике что-то шевелится. Выглядывает маленький червячок, но тут же прячет свою голову. Ум, проснувшись, начинает жить мыслями, но он даже не вспоминает о желании выжить, о том, как хотелось выбраться из ловушки, из капсулы, из объятий песка, убежать от жара солнца. В мыслях не появляется идея, мелькнувшая в уме раньше, даже на мгновение не приходится думать о том, что нужно выжить, чтобы найти способ подать