Тяжелый свет Куртейна. Зеленый. Том 1. Макс Фрай

ярче гореть. Потому что от настроя смотрителя, как ни крути, вообще все зависит. Если решит, что его усилия тщетны, какой уж там свет.

      – Да, – кивнул Блетти Блис. – Это он и мне говорил.

      – Ты крутой, – сказал Эдо. И с удовольствием повторил: – Ты очень крутой. А кстати, ты знаешь, что двойник смотрителя нашего Маяка, между прочим, повар от бога, назвал свой любимый нож Блетти Блисом?

      – Моим именем нож назвал? – изумился тот.

      – Да. Свой лучший разделочный нож. По-моему, это и есть настоящая слава, круче десятка памятников в полный рост. Специально рассказываю, потому что если бы кто-то назвал свой разделочный нож моим именем, я бы хотел об этом узнать. И даже страшно подумать, как бы зазнался. И был бы прав.

      – Ладно, раз так, зазнаюсь, – кивнул Блетти Блис. – Спасибо, что рассказал. Приятно, когда тебя считают героем! Но на самом деле мне просто фантастически повезло. Причем много раз подряд. Во-первых, сам факт, что в Вильнюс вернулся. А ведь как не хотел сюда ехать! Сейчас вспоминать смешно.

      – Я, кстати, тоже не хотел возвращаться. Причем уже не просто что-то там смутно чувствовал, а вполне ясно осознавал, что мне сюда срочно надо, и все равно дурью маялся, обещал себе: «Ладно, поеду, но когда-нибудь потом, не сейчас». Говорят, у всех наших такая проблема. Если уж уехал из граничного города, возвращаться сюда ни за что не захочешь. Некоторые всерьез боятся здесь умереть, другие вспоминают, как якобы сильно они этот город не любят, в общем, у всех по-разному. Факт, что очень трудно перешибить этот необъяснимый внутренний запрет.

      – А мне такая девчонка попалась, что хочешь не хочешь, а пришлось к ней приехать, – признался Блетти Блис. – Это мое первое «повезло». Второе – что, пожив тут немного, стал видеть свет Маяка. Раньше такого ни с кем из вернувшихся не случалось, но у Тони Куртейна свет уже тогда сделался таким ярким, что даже некоторые жители Другой Стороны начали видеть синее зарево на горизонте. Ну и я за компанию с ними увидел. Теперь смешно вспоминать, но как же я его поначалу боялся! Думал, галлюцинации, схожу с ума. А самая большая моя удача, что наша Граничная полиция не дала мне пройти на желтый свет. Он же, зараза такая, часто мне снился и, в отличие от синего наяву, выглядел уютным и притягательным. Теперь как вспомню, так вздрогну. Чудом беды избежал.

      – Да, ничего хорошего, – кивнул Эдо. – Я-то на этот хренов желтый как раз попался. Он мне стал сниться, когда я жил в Берлине, а там нет Граничной полиции. Только обычная, которая от желтого света никого не спасет.

      Блетти Блис сперва решил, что ослышался. Как это – попался? Что он имеет в виду? Что его приманил желтый свет? И он… Да ну, быть такого не может. Кто пошел во сне на желтый свет Маяка, того, считай, для нас больше нет. Становится человеком Другой Стороны – весь, с потрохами. И с той непонятной, но самой важной на свете штукой, которую называют «душой». И он, что ли, стал? А публичные лекции тогда кто читает? И как это он сейчас со мной о наших домашних делах говорит? Ну и вообще, весь город знает, что Эдо вернулся, причем не на Маяк, как все