Танго втроем. Мария Нуровская

мной женщина в замызганном халате, с давно не мытыми, вытравленными перекисью патлами, черными у корней. А это лицо! В нем мало что сохранилось от той девушки в раздельном купальнике, и оно мало чем напоминает лицо с обложки прошлогоднего журнала для элегантных женщин. Лицо трагической актрисы…

      – Это вы хотели увидеть? – резко спрашивает она.

      От нее разит алкоголем. Молчу, потому что вдруг понимаю – не знаю, что сказать. И как ей объяснить, зачем я сюда пришла, – мне и самой это до конца непонятно.

      – Вас ждет более интересная роль, – слышу я себя, будто издалека, и меня вдруг охватывает ужас – что я несу!

      А она вдруг кидается на меня с кулаками и со всей силы бьет по лицу. Отшатнувшись, я врезаюсь в книжный шкаф, и сверху на меня что-то летит. Я ощущаю на шее теплую струйку, которая течет из-под волос. Колени подгибаются, и я оседаю на пол. Жена Зигмунда склоняется надо мной, помогает подняться на ноги.

      – О, боже, на вас грохнулась ваза, – говорит она уже совсем иным тоном: в нем не чувствуется ненависти.

      Она ведет меня в ванную, смывает с моего лица кровь. Потом роется в аптечке в поисках пластыря, руки у нее ходят ходуном.

      – Я… ударила вас, простите… но метила не в вас, а в вашу молодость….

* * *

      Теперь я не молодая, не старая… сейчас я как бы вынута из своей телесной оболочки… Я – это не моя голова, не мои руки, не мой живот, я – это только мои мысли о себе…

      Из раны на голове сочилась кровь. Меня подташнивало. Она решила, что надо срочно ехать в дежурную больницу. Оделась, нацепила темные очки и пошла в гараж за машиной. Когда я села на переднее сиденье рядом с ней, чувство у меня было такое, будто все происходит во сне. Эти солнцезащитные очки… Зачем она их напялила? Все равно в лицо ее уже никто не помнил…

      В больнице мне выбрили волосы вокруг раны и наложили швы. Рентген ничего тревожного не показал, но хирург, который мной занимался, вышел за нами в коридор и, обратившись к ней, сказал:

      – Ничего страшного, но вашей дочери несколько дней придется полежать в постели.

      Она промолчала. Из-за темных очков мне не было видно выражение ее глаз.

      – Спасибо за помощь, – сказала я, когда врач удалился. – Я закажу такси.

      Она не могла везти меня домой, и мы обе это понимали.

      Несчастный случай спутал не только мои планы, но и планы театра – в таком состоянии я не могла продолжать репетиции. Глаза у меня заплыли, а вокруг выступили синие круги, совсем как у очковой змеи. Зигмунд так перепугался, увидев меня вечером, что собрался немедленно везти обратно в больницу. Я наотрез отказалась. Тогда он повис на телефоне, обзванивая знакомых врачей. И успокоился только тогда, когда его уверили, что такой эффект часто бывает после подобной травмы.

      – Как это случилось? – расспрашивал он меня.

      – Мне на голову упала ваза, – честно ответила я.

      – А где ты была?

      – У одной знакомой.

      – У какой знакомой?

      «Хорошо тебе известной», – подумала я, но вслух, разумеется, не произнесла