Боргильдова битва. Ник Перумов

и его никак по-другому, чем сказано в нём самом, не истолкуешь. Мир обречён, обречены и боги, но останутся их дети, выживут и те, кто не запятнан клятвопреступлениями – а он, Отец Богов, увы, тут чистотой похвастаться не может. Ибо да, он, именно он первым метнул копьё в ванов, когда счёл их угрозой Асгарду, ещё более страшной, чем даже гримтурсены или огненные великаны, подданные безжалостного Сурта, повелителя Муспелльхейма.

      Что ж, за содеянное он ответит полной мерой. Однако захватить с собой чудовищного волка, способного в час полной силы своей пожирать саму плоть Хьёрварда – значит исполнить свой долг перед миром раз и навсегда. Передать сущее детям, что лучше, чище, честнее его самого.

      Семеро идут, за их спинами всё ярче и ярче разгорается багровое зарево. Идёт война, идёт враг. Что ж, Асгард не склонял голову никогда и ни перед кем – не склонит и на этот раз, откуда б ни взялись эти гиганты. Если… если, конечно, это не создания боевой магии тех же гримтурсенов. А вот этого видение, увы, не открывает.

      И мысль эта так обжигает Отца Богов, что ременная петля, удерживавшая его от падения, вспыхивает ярким пламенем, Старый Хрофт валится наземь, а рядом с ним – окровавленный Гунгнир.

      (Комментарий Хедина: Старый Хрофт никогда не рассказывал ни о чём подобном. Предания говорили о «принесении самого себя себе в жертву» и «висении на священном ясене», но тогда, много-много веков назад, я полагал это всего лишь фигурами речи, обычными для скальдов преувеличениями. «Жертвоприношение», считал я, есть лишь красивое слово для транса и сверхчувственного восприятия – к этому прибегали мы все в бытность учениками. Мы не шагнули в ту бездну, куда Отец Дружин ринулся очертя голову и, судя по всему, колеблясь лишь самую малость. Вот этому я… пожалуй, даже завидую.)

* * *

      Никто не дерзает взглянуть даже в лицо Старшему асу, не говоря уж о том, чтобы встретить пылающий взор его единственного глаза. Даже Фригг, даже она не осмелилась хотя бы утереть мужу кровь. Даже неукротимый Тор что-то виновато бормочет в рыжую бороду, опуская голову.

      Хромая, Отец Богов идёт через Валгаллу; пирующие герои приветствуют его громким кличем. Но Старый Хрофт не поворачивает головы; тяжело ударяет в красный гранит пола тупой конец Гунгнира, и звук этот разносится словно стук молота, заколачивающего крышку гроба.

      Крики эйнхериев смолкают. Один за другим, сотня за сотней встают они, в молчании поднимая рога с хмельным мёдом – но никто не рискнёт омочить губ.

      Идёт их раненый бог, идёт собравший их в Валгалле, и грудь его испятнана кровью. Для них это значит лишь одно – Последняя Битва близка, как никогда.

      Следом входят в великую залу и остальные асы. Фригг с Идун, Фрейя с Сиф, Бальдр с Тюром, Видар с Хеймдаллем – и прочие. С ужасом взирают они на окровавленную грудь Отца Богов, но никто не решается задать вопроса, даже сама супруга.

      Но что такое? Чьи шаги вдруг раздаются в наступившей тишине? Отчего донеслось хлопанье птичьих крыл, кто тот ворон, что осмелился каркнуть, возвещая