Прекрасные и обреченные. Френсис Скотт Фицджеральд

знакомый мотив.

      Ее речь также соответствовала духу времени. «Мне плевать, – говаривала Мюриэл. – Была охота переживать да фигуру портить. Ах, беби! Как услышу эту музыку, ноги сами пускаются в пляс!»

      Вычурно-длинные ногти девушки отполированы до неестественного, лихорадочно-розового блеска. Одежда слишком облегающая, чересчур модная и яркая, глаза не в меру плутоватые, а улыбка очень уж жеманная. И вся она с головы до ног состоит из сплошных излишеств, являя собой зрелище, достойное жалости.

      Вторая девушка казалась натурой более утонченной. Темноволосая, изысканно одетая еврейка с прелестной молочно-белой кожей. Она выглядела застенчивой и неуверенной, и два этих качества подчеркивали окружавшее ореолом нежное очарование. Она происходила из семьи, принадлежащей епископальной церкви, которая владела тремя магазинами модной женской одежды на Пятой авеню и проживала в шикарной квартире на Риверсайд-драйв. Спустя несколько минут у Дика создалось впечатление, что девушка пытается копировать Глорию, и он удивился в душе, почему люди непременно хотят походить на тех, кому подражать невозможно.

      – Ох, еле добрались! Думали, не переживем! – возбужденно тараторила Мюриэл. – За нами в автобус зашла какая-то ненормальная! Все бормотала, как она собирается с кем-то расправиться. От страха я боялась пошевелиться, а Глория уперлась и никак не хотела выходить из автобуса.

      Миссис Гилберт открыла рот, выражая благоговейный ужас.

      – Неужели?

      – Нет, правда, тронутая. Слава Богу, на нас не набросилась. А какая уродина! Боже правый! Мужчина напротив сказал, что с такой физиономией надо работать ночной сиделкой в приюте для слепых. Мы просто рыдали от смеха, а он надумал за нами волочиться.

      В этот момент из спальни вышла Глория, и все взгляды устремились на нее. Обе девушки вдруг отошли в тень, превратившись в незаметный фон.

      – А мы вот о тебе беседовали, – торопливо сообщил Дик, – с твоей матерью.

      – Ну что ж!.. – бросила Глория.

      Наступила короткая пауза, которую нарушила Мюриэл.

      – Вы ведь великий писатель, так? – обратилась она к Дику.

      – Я – писатель, – скромно подтвердил Дик.

      – Я вот думаю, – серьезно начала Мюриэл, – если бы у меня хватало времени записывать все свои приключения, вышла бы замечательная книга.

      Рейчел сочувственно хихикнула, Ричард Кэрамел с величественным видом наклонил голову, а Мюриэл не унималась:

      – Только не возьму в толк, как это можно сесть и что-то написать? А стихи! Да я и двух строк не зарифмую. Ну и ладно, наплевать!

      Ричард Кэрамел с трудом сдерживал хохот, а Глория жевала невесть откуда взявшуюся желатиновую пастилку, с унылым видом глядя в окно. Миссис Гилберт откашлялась, и ее лицо озарила сияющая улыбка.

      – Видите ли, – изрекла она тоном человека, делающего мировое открытие, – вы не обладаете древней душой, как Ричард.

      Древняя Душа вздохнул с облегчением – наконец-то