Точная формула кошмара (сборник). Жан Рэ

пряностей и меда, а на тканый шерстяной ковер с мягким шелестом упали вуаль, платье Алисы, источая пьянящее дыхание роз и амбры.

      На потемневшие скаты крыш спустились сумерки, в золе камина догорал огонь, и темные воды залили зеркала, когда Алиса уложила свои слегка растрепанные длинные густые волосы цвета гагата и эбенового дерева.

      – Пора уходить, – прошептала она одним дыханием.

      – Давай останемся здесь, – отчаянно воспротивился я, сжимая ее в объятиях.

      Без малейшего труда Алиса освободилась из этих жалких оков – совершенная форма ее рук, словно изваянных из слоновой кости, таила силу под стать стальной силе воли.

      – Значит, мы вернемся сюда еще…

      Уже стемнело, и я не мог видеть выражения ее глаз.

      – Возможно, – вздохнула она.

      Пленительные очертания тела, поведавшего мне свои тайны, вновь скрылись под платьем, накидкой, вуалью.

      Вдруг Алиса схватила меня за руки – она вся трепетала.

      – Слушай… кто-то ходит по дому!

      Я прислушался, и меня пробрала дрожь: явственно приближались тяжелые медленные шаги, и этот приглушенный звук безжалостно всколыхнул, разорвал тишину.

      Невозможно было различить, спускался ли кто-то с верхнего этажа или поднимался из подвала, но звук шагов пронзил, заполнил все пространство и тем не менее не отражался от стен, не будил отголосков.

      Шаги миновали холл и внезапно оборвались у двери гостиной, где мы с Алисой замерли, окаменев от ужаса.

      Сейчас дверь медленно повернется на петлях и…

      Дверь не отворилась.

      Звучный и торжественный голос медленно произнес в вечерней тьме:

      – Алекта! Алекта! Алекта!

      Один за другим три размеренных удара в дверь – три раза мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди, точно удары сотрясли изнутри самое мое естество.

      Алиса пошатнулась, выпрямилась и быстрым движением распахнула дверь.

      Холл был пуст, зеленоватая полоска, словно потерявшийся лунный блик, протянулась сквозь витраж.

      – Идем, – приказала она.

      Мы очутились на улице; в мягких сумерках один за другим зажигались огни.

      – Алекта…

      Гневное восклицание, и боль в моем плече, будто сжатом тисками.

      – Никогда… слышишь? Никогда… не произноси больше этого имени, иначе горе и ужас тебе!

      У поворота на мост она покинула меня не прощаясь; не знаю, какой дорогой она добралась в Мальпертюи раньше меня, а я ведь шел кратчайшим путем и не мешкал ни секунды.

      Элоди взяла у меня ключ и ничего не сказала.

      Я присел к очагу, в кастрюлях на огне тихо истекало слезой жаркое.

      – Элоди, я захватил с собой из нашего дома трубку и табакерку аббата Дуседама – кажется, мне доставит огромное удовольствие курить.

      Только что вошедший доктор Самбюк одобрительно подхватил:

      – Рад этому, мой мальчик. Если вы курите трубку, значит, под крышей Мальпертюи появился еще один мужчина, а Бог свидетель – не так уж здесь много мужчин!

      Элоди по-прежнему