Мятеж на окраине галактики. Роман Злотников

и произнес с наслаждением в голосе:

      – А это тебе, чтобы получше запомнил.

      Люди куклоса стояли вокруг, вжав головы в плечи и старательно отводя глаза. Уимон медленно обвел взглядом испуганные лица, а потом повернулся и, глядя прямо в отвратительную довольную рожу, тихо, но твердо произнес:

      – Тебе лучше меня убить. Потому что я никогда этого не забуду. И когда вырасту, то, где бы ты ни прятался, я отыщу и убью тебя.

      Чернявый резко оборвал смех:

      – Что-о-о? Ах ты, щенок…

      Он с угрожающим видом тронулся вперед, но откуда-то из глубины тени, со всех сторон обступившей костер, раздался спокойный голос:

      – Если ты тронешь парня хотя бы пальцем, Гугнивый, тебе придется иметь дело со мной.

      Чернявый растерянно пялился в темноту, откуда донеслись эти слова, а потом растерянно пробормотал:

      – Но, Иззекиль, ты ж слышал, что он сказал.

      – Слышал. – Говоривший шагнул вперед и вступил в освещенный круг. Он оказался высоким, жилистым мужчиной, одетым в такой же наряд, как и остальные «дикие», – странный головной убор с загнутыми вверх широкими полями, куртка, обшитая бахромой, такие же брюки и высокая обувь, которая, как уловил Уимон из их разговоров между собой, называлась «сапоги». – И полностью его одобряю. Я говорил тебе, чтобы больше ты не распускал руки?

      Уимон внимательно посмотрел на этого человека. Среди тех, что напали на них позапрошлой ночью и теперь гнали куда-то на север, он его точно не видел. За прошедшие два дня люди куклоса успели хорошенько рассмотреть своих похитителей. Главное в них было – высокомерие и грубость. Этот же был другой. Пожалуй, высокомерия в нем было ничуть не меньше, но ощущалось и кое-что еще. Что-то, с чем Уимон прежде не сталкивался. Этот человек обладал здесь большой властью. Во всяком случае, чернявый даже и не подумал возмущаться. А только уныло затянул:

      – Но, Иззекиль, он…

      Тот, кого назвали этим странным именем, быстро перехватил левой рукой свою причудливую палку, способную, как все они уже знали, метать убийственный огонь, и резко, без замаха, выбросил вперед правую руку.

      – А это тебе от меня.

      Чернявый шмякнулся на землю.

      – Пусть это послужит уроком тебе. – С этими словами Иззекиль отвернулся от ослушника и посмотрел на Уимона.

      – Кем он тебе приходится, парень?

      – Отец.

      Говоривший кивнул.

      – Что ж, хорошо, господь велел чадам заботиться о своих родителях. – Он окинул его внимательным взглядом. – Сколько тебе лет, ребенок?

      – Девять.

      Он покачал головой:

      – Ты не очень-то похож на девятилетнего.

      Уимон промолчал. А мужчина наклонился, схватил его за подбородок и, повернув голову, принялся рассматривать царапины на его лице и худых ключицах. Потом, подойдя к его отцу, так же тщательно осмотрел и его:

      – Откуда у вас эти царапины?

      Торрей опустил взгляд и, облизав пересохшие губы, глухо ответил:

      – Кабан…

      – Ты