Мелькадрики. Михаил Блехман

телефона у него в доме не было. Пришлось ему всю ночь в опорном пункте просидеть. Утром из института приехали, из отдела кадров. Отгул дали за такое дело.

      Вот так.

      А сейчас, я вам говорю, не посылают.

      Кадрик 3

      Исак Менделевич покачал головой и домыл посуду. Услышанное произвело на него впечатление.

      – Нет, – сказал он твёрдо, – отсюда нужно уезжать. И чем быстрее, тем лучше.

      Они перешли в большую комнату, сели в мягкие кресла. На улицу выходить не хотелось, за окном собирался дождик.

      – Что ни говорите, Аркаша, – проговорил Исак Менделевич, – а наш народ – это что-то особое. Кремень.

      – Да-а, – согласился Аркадий Ильич. – Такой народ – ещё поискать.

      Исак Менделевич съел шоколадную конфету и припомнил:

      – Прошлой зимой послали меня по обмену опытом в Ленинград.

      Мороз был жуткий, ехали ночью, а в поезде – ни света, ни воды, да ещё и не топят. Все сидят одетые, в шапках, зубы стучат громче колёс. И так – восемь часов почти без остановок. Утром прибыли в Питер.

      Спустился я из вагона на перрон. Свет только забрезжил, ветер с Финского залива. Не просто холодно, а как-то, я бы сказал, безысходно.

      И вот первое, что мне бросилось в глаза, – это большущая очередь прямо на перроне. Думаю: за чем стоят? Мне-то ничего не нужно, просто любопытство одолело: за чем можно стоять ранним утром в такой мороз? Подхожу, спрашиваю:

      – Православные, чего дают?

      А они мне:

      – Мороженое.

      И едят его прямо там же, на перроне. Вот это народ!

      Аркадий Ильич утвердительно кивнул:

      – Едят что угодно и где угодно. У нас, например, на вычислительном центре работал парень – вы его знаете, Жора Либерштейн. Худющий – ужас, и всегда голодный.

      – Помню, помню, он у меня останавливался. За день недельный запас провизии умял, дай ему Бог здоровья. Софа поражалась, куда всё у него девается, – живота ведь как такового и нет.

      – Точно. Прожорливый, как Робин Бобин. Ну, вот однажды приходят они всем отделом с перерыва – кто где был, как водится. А Фира Хованская достала вымя.

      – Откуда? – поразился Исак Менделевич.

      – Почему откуда? В буфете купила. Коровье вымя достала в буфете по случаю.

      Полкило взяла, очередь выстояла дикую. С продуктами тогда была напряжёнка, а тут как раз вымя выбросили прикопчёненное. Она его принесла в отдел и положила в окно между стёклами, а сама пошла в машинный зал, у неё по графику было полчаса машинного времени.

      А Либерштейн, как обычно, голодный был как волк.

      Смотрел он на это вымя, смотрел, потом не выдержал, достал из окна и принялся отрезать крохотным таким перочинным ножичком тонюсенькие ломтики и есть. Причём что интересно: вымя-то было фактически сырое, только чуть-чуть прикопчёненное. А так – резина резиной.

      Я ему говорю:

      – Ты что, обалдел – сырое мясо жрать?

      А он мне:

      – Ничего ты не понимаешь. Вкуснейшая вещь!

      Так за полчаса всё вымя и уплёл.

      Тем