Зима, которой не было. Кристина Рихтер

мясо на сковородке. Все шестнадцать лет я была единственной женщиной в этой семье, поэтому уже привыкла, что готовка, уборка и прочие обязанности слабого пола лежат на моих плечах. Выполняла их механически и иногда казалась себе роботом-домработницей, которого в скором времени посулят изобрести всяческие НИИ. Но готовить мне очень нравилось. Втайне от отца я считала, что если образование за стенами школы продолжить не смогу, то непременно уйду в поварское дело. Он, мягко сказать, оказался бы фраппирован.

      – Привет, милая, – макушкой я ощутила папино горячее дыхание, а затем поцелуй. – Что готовишь?

      – Бефстроганов, – безучастно отозвалась я.

      – И охота тебе возиться. Просто пожарила бы.

      Я ничего не ответила, лишь краем глаза пронаблюдала, как отец уселся на стул в нетерпеливом ожидании ужина. Я смотрела на его печальные глаза, так рано седеющие тёмные волосы, которые, казалось, будто солью посыпаны, первые морщины у глаз и ссутулившуюся спину. И в такие моменты мне отчего-то было жалко совсем не его, хотя эгоисткой я себя никогда не считала. Иногда мне казалась, что в своем стремлении внушить ему что-то дельное я словно бью кулаками каменную стену. И когда ладони оказались стесаны в кровь, я прекратила попытки. Но это не значило, что мне уже не больно.

      Мы поужинали практически в полном молчании, а когда я встала, чтобы помыть посуду, отец поставил греться электрический чайник.

      – Чайку, Ева? – натянуто улыбнулся он.

      – Нет, спасибо, – покачала головой я, наблюдая за прозрачной струей воды, ударяющейся о край керамической тарелки.

      – Как школа?

      Полный провал, папа.

      – Всё отлично.

      – Я не верю тебе, – зачем-то он пошел в наступление. Я знала, что он понимает, когда я лгу.

      – Это твоё личное дело, – в попытках сохранить спокойствие отрезала я.

      – Знаешь, – я предчувствовала заунывную историю. – А твоя мать никогда не лгала. Даже не пыталась…

      – Мне тогда, может, тоже пачку "Феназепама" сожрать, чтобы хоть в чем-то на неё походить? – сорвалась я и едва не выронила скользкую чашку из рук.

      – Ева, – без единой капли строгости протянул отец. Его глаза, серые, тусклые, уставшие, давили на меня упреком, – за что ты так со мной? Неужели ты ни капли меня не любишь?

      Нет, папа, тебя люблю. Себя вот – не очень. Я предпочла промолчать, а он опять начал выявлять причину моей холодности несмотря на то, что я оставалась партизаном:

      – Может быть, я покупаю тебе мало всяких женских штучек? Или у тебя нет того, что есть у остальных подростков?..

      Матери у меня нет. Это точно.

      – Мне кажется, ты слишком на мне зациклен, – покачала головой я, вытирая мокрые руки о кухонное полотенце. Затем я закрыла кран. – Ты никогда не думал переключить внимание на кого-то другого?

      – Что ты имеешь в виду? – папа удивился. На секунду мне показалось, что щёки его порозовели от смущения. Действительно, если задуматься, то за шестнадцать