Мое личное солнце. Елена Сергеева

к ней. Это было так ново и странно, но мне нравилось это чувство. Эта неделя была самой скверной в моей жизни – я был мрачный, злой и срывался на всех из-за любого пустяка, а это было совсем не свойственно мне. Но внутри меня как будто что-то раскололось, и от этих осколков было так больно, что я не в силах был терпеть эту боль и вымещал ее на других.

      Я вспомнил вчерашний день, нашу случайную встречу, ее признание, вернувшее меня к жизни, и подумал о Лешке. От мысли, что брат специально обманул меня, я нахмурился. Это как минимум было неприятно. Он был младшим ребенком в нашей семье и привык получать все, что только захочет, и, видно, решил таким способом убрать меня со своей дороги. Я бы воспринял это спокойнее и даже бы освободил ему путь, если бы это не касалось Насти. Я вздохнул. Конечно, мне не хотелось соперничать с ним, а тем более оставлять его в проигрыше – он всегда очень болезненно воспринимал это, – но в данном случае у меня не было другого выхода, потому что Настя для меня была не просто какой-то девчонкой, она была «та самая», как говорил отец о маме. В любом случае с ним у нее не было ничего серьезного, и она не чувствовала ничего к нему. И еще я знал, что она любит меня. Сегодня я не сомневался в этом. Ведь она отдала мне всю себя. Я никогда не был первым у девушки. Наверно, я всегда выбирал не тех, но раньше меня это вполне устраивало. Мне ничего не надо было, кроме обоюдного удовольствия, а вчера все было по-другому – вчера мы слились воедино в старейшем танце человечества не просто для плотского удовольствия, мы демонстрировали таким образом друг другу свою любовь.

      Я приблизился к ней и прикоснулся к ее щеке. Она зашевелилась и, открыв глаза, посмотрела своими черными глазами прямо в мое сердце.

      – Доброе утро, спящая красавица! – прошептал я, любуясь своей милой сонной девочкой.

      – Доброе утро… – прошептала она, и ее губы расплылись в очаровательной улыбке, делая ее лицо невероятно привлекательным.

      Внезапно она села в кровати и обеспокоенно спросила:

      –Ты проголодался?

      Я посмотрел на ее обнаженное тело, на грудь, едва прикрытую темными локонами, и ответил:

      – Да. Очень хочу тебя.

      Она смутилась, вдруг вспомнив, что на ней ничего нет, но я уже сгреб ее в свои объятия и стал покрывать поцелуями ее тело, чтобы она расслабилась и выкинула из головы все свои предрассудки.

      Она была теплая, податливая и такая желанная, что я с трудом сдерживал себя, чтобы не наброситься на нее мгновенно. Я хотел, чтобы она с каждым разом открывала для себя все грани своей чувственности и научилась получать удовольствие от нашей близости, и не торопился.

      Я видел, что ей нравится, я чувствовал, как она хочет, и подстраивался под нее. Наверно, это и была наивысшая степень проявления любви… Я хотел, чтобы мы растворялись друг в друге… Я хотел не просто трахаться с ней, я хотел заниматься с ней любовью…

      Я вошел в кухню и увидел Настю. Она включила радио, стоявшее на окне, и не слышала, как я пришел, и потому по-прежнему двигалась в такт мелодии, колдуя при этом у плиты. Ее движения были невероятно