Ковчег-Питер. Коллектив авторов

«кий-я!» – по-китайски.

      Его лицо-тело в ранах и ссадинах.

      В комнате полумрак. Рядом что-то лепечет пьяная женщина. Тянет тонкие руки, ищет хабарики. Бегут-разбегаются по столу тараканы.

      Над пьяной женщиной, пьяным мужчиной, тараканами – стоит бледный юноша. В отвращении морщится. Зовут его Павлик, Дед Мороз ему родственник. В отвращении смотрит, как целуются собака и пьяная женщина. Внутри ненависть.

      Пьяный мужчина протягивает кулак, там – смятая купюра. Юноша кивает, разворачивает, разворачивается. Уходит.

      И уже не возвращается.

      Сидит в кофейне, тратит смятую, щиплет за жирные ляжки студенток. Жалеет себя…

      …просыпаешься. Облегченно вздыхаешь – сон – всего лишь сон.

      Но на хрен такие сны!

      Как мало сюжета в этих моих последних днях. Сны, мечты, пространные размышления. А не напиться ли мне сегодня?

      – Айвар, что сегодня делаешь вечером?

      – А что, где-нибудь кто пьет?

      – Есть предложение.

      Подходят Димка Носко, Саня Жеболаев – у каждого в ушах кнопки наушников: слушают жесткие басы Metallica. Наушники из ушей выпрыгивают:

      – Ага, и мы не против! Куда идем?

      В своем малиновом пиджаке подплывает Вадька Гусев:

      – Весну нужно отпраздновать.

      Тут же Эдвин:

      – Не, ребята, не ко мне! У меня все двери досками заколочены, на коврике спит старушка с ружьем.

      Выныривают из объятий Вовки Гусятина Вика и Шишка:

      – Мальчишки, мы с вами!

      Олег Луканов крутит ключами от новой машины, подаренной папой:

      – Вы все не поместитесь, так можно было бы сгонять в Палангу.

      – На хрен Палангу! Давайте на море!

      – Холодно!

      – Или в городской парк.

      – Поехали!

      Звенит звонок на последний урок. Все дружно проходят мимо кабинета музыки. Спускаемся в фойе первого этажа, выламываем входные двери, на мгновение ослепляет солнце, от свежего воздуха в головах уже хмельно. Прогуливаем всем классом. Дана должна быть где-то тут. И правда, поворачиваю голову, она как раз краешком глаза поймала мое движение и тоже смотрит на меня. Я не будь дураком улыбаюсь, но загораживает ее пингвин нашего класса – Ермолаев, существо из параллельного мира, – и мне не поймать ее ответную улыбку. А чертов Ермол плавно шагает себе и в свой пушистый ус не дует. Хлопает пушистыми ресницами, женственно и призрачно так улыбается.

      Мы пошли в Iki, затоварились. Размеры алкогольного отдела впечатляли: в этом первом в городе супермаркете, казалось, можно заблудиться. Поговаривали, что и правда были случаи. Сэкономив по три цента с бутылки, мы тормознули автобус, запрыгали в руках ученические, исчезли в ладони кондукторши кругляшки монет. До городского парка три остановки – и там уж можно не бояться полиции, на манер западной следящей за моральным обликом молодого поколения. Хреново следящей. Но мы-то что, мы клей не нюхаем. Впрочем, Вадька и Эдвин пробовали. Судя по рассказам, в этом что-то есть. Быть