экстренным повышением интенсивности (и результативности) деятельности государственного аппарата, что, к сожалению, не всегда позволяет решить подлинную проблему. Иными словами, если каким-то органам и должностным лицам государства просто не хватает более широких полномочий для того, чтобы по-настоящему эффективно исполнять свои функции, то актуальной задачей и правда может стать предоставление им этих дополнительных полномочий, определённое «развязывание рук», избавление от излишне стесняющих рамок ординарного законодательства (это помогает, например, при народных волнениях, плохо подготовленных и не обусловленных неразрешимыми противоречиями; это помогает в ситуациях стихийных бедствий, когда в кратчайшие сроки требуется нормализация обстановки, и когда в отсутствие скорых положительных результатов госаппарат может быть обвинён в бездеятельности, неэффективности, недееспособности). Однако если причины кризиса фундаментальны, если кризис в действительности гораздо шире своих зримых проявлений, если он уже пустил свои метастазы в самые глубокие сферы жизни общества, то чрезвычайным правовым режимам остаётся лишь сражаться с его следствиями, отдельными проявлениями, и эта борьба не намного более целесообразна, чем борьба Дон-Кихота с ветряными мельницами. Кроме того, не следует забывать, что чрезвычайные правовые режимы, экстраординарные органы и должностные лица с исключительными полномочиями так или иначе являются правовыми институтами,
встроенными в существующий правопорядок. Если этот порядок сам по себе испытывает глубочайшие перемены, если он уже в принципе не отвечает реально складывающимся (сложившимся) в обществе отношениям, тогда даже чрезвычайные его институты не способны спасти этот порядок от неминуемого крушения, ведь они – его неотъемлемая часть, пусть и располагающаяся на периферии нормативности.
Ограниченность чрезвычайных правовых средств, встроенных в существующую легальность, должна ясно осознаваться юристами и, в первую очередь, государственными деятелями. Тем не менее, следует всё же признать, что в определённых обстоятельствах эти средства действительно могут быть эффективны в деле противодействия разрушительным факторам, сохранения правопорядка и государственности.
Когда же, однако, возникает непреодолимый, предельный кризис правопорядка? Когда кризис в правовой сфере достигает своей кульминационной точки, а правовая система вместе с существующим порядком оказываются в состоянии глубокой трансформации, деградации, дефрагментации? Здесь нам следует обратиться к общей теории правовой системы общества, способной привести нас к ряду полезных выводов, касающихся предмета данного исследования.
1.4. Помыслить предел: вырождение базиса правовой системы и кризис правопорядка
Кризисы правопорядка и кризисы в экономике: проблема «надстройки» и «базиса»?
Как уже было сказано, кризисные состояния правопорядка обычно связаны
