Наследники Древних. Восточный ветер. Александр Зайцев

его тонкой узорчатой тканью: «Пирос, что-то знакомое…». Замерев на мгновение, он сосредоточился на имени, вытаскивая визуальный образ из глубин памяти. Не успел тот сформироваться, как Жрец уже узнал ночного гостя: – «Пирос, что ж, встреча будет не из приятных…».

      Облачившись в бордово-красный хитон, испещренный древними знаками цветов шести родов, он вышел в зал приёма – не около центральной двери или недалеко от каменного стула, на котором слушал приходящих, но в глубине одного из сквозных проёмов, смотрящих на бескрайнее море. Пирос был спокоен – ни капли прежних волнений, которые заметил Ранда. Прохаживаясь около каменного стула, гость словно примерялся, – как бы смотрелся сам, восседая на нём? – и всё же опасался попробовать.

      – Попробуй, сядь! – громко предложил Жрец, спускаясь из проёма на пол.

      От неожиданности Пирос слегка подпрыгнул, не сразу заметив фигуру Жреца в слабо освещённом помещении, быстро соскользнувшую в полумрак из света ночи. Разглядев же его – весь переменился, подбежав на согнутых ногах, и остановился в поклоне:

      – О Великий Жрец… – начал он официальное обращение, но не успел сказать ничего больше.

      – Я сказал тебе – попробуй, сядь. – Жрец смотрел прямо на него, не отводя взгляда. Пирос весь взмок, ещё секунду назад поддельные испуг и волнение уже по-настоящему овладели им. Слово Жреца было дороже капли воды в пустыне. А за последнюю минуту он уже дважды обратился к Пиросу. Пирос отлично понимал, куда его призывают сесть – на каменный стул, на Трон Жреца. Он мечтал об это всю жизнь, но вот так, при Самом? Служитель Веры боялся – и жаждал! – исполнить предложенное.

      «Словам Жреца внемлите с трепетом и выполняйте по мере возможностей ваших», – вспомнив одну из истин Первых Предков, он встал и быстро подошёл к небольшому возвышению, на котором стоял непримечательный, местами осыпавшийся от старости и потрескавшийся каменный стул, неизвестно кем, зачем и когда вытесанный из цельного куска камня. «Кто сидит на нём, тот и Великий Жрец. Жрец Единого и Единый над всеми. Так много власти всего лишь в каком-то старом стуле…», – решившись, Пирос сделал шаг и тут же дикий вопль врезался в тишину ночи.

      Боль. Жгучая резкая боль поразила его. Подобно мгновенно растущему сорняку, она вгрызалась в него, ветвясь и разбухая от ноги во всё тело. Каждое движение приносило ещё больше боли, он ничего не видел; тело, не способное выдержать такой шквал, металось, сокращая мышцы в хаотичном порядке и тем самым лишь увеличивая страдания. Пирос метался, словно ошпаренная собака, глаза его закатились, налившись кровью, изо рта пошла пена, челюсти судорожно дёргались. Это продолжалось меньше секунды, Жрец одним шагом оказался возле него и подхватил его голову, бросив над телом изумрудный порошок. Пирос замер, тело его одеревенело, там же, где изумрудные песчинки падали, вспыхивало пламя, переливаясь от смолисто-чёрного к тёмно-фиолетовому. Так продолжалось несколько минут, – когда последний язычок пламени утих,