В сетях шпионажа, или «Час крокодила». А. А. Резванцев

в Германии партию пеленгаторов. Когда узнали, было уже поздновато. Сейчас техника позволяет выстреливать в эфир за считаные мгновения несколько страниц информации. Мы о таком и мечтать не смели.

      – Вам нравилась эта работа?

      – Нет. Эта работа не может нравиться нормальному человеку, ибо она противна человеческому естеству. Но я выполнял ее на совесть, поскольку она была необходима для победы нашего дела… Я – пролетарий. У меня хорошие руки. Они мне были даны для того, чтобы я делал ими нужные людям, полезные вещи… После Шанхая мы с Анной жили в Заволжье, недалеко от Саратова. Нам там дали дом с участком. Меня взяли на МТС механиком. Колхозники ко мне с большим уважением относились: я ведь что угодно починить мог. Зарплату хорошую положили. Нам там понравилось. Решили: останемся в этих местах навсегда. Начали обзаводиться хозяйством. Но вот однажды вызвали нас и велели срочно ехать в Москву к товарищу Берзину. Мы, разумеется, сразу сообразили, в чем дело. А через несколько месяцев я уже передавал из Токио первую шифровку Рихарда.

      – Как вас завербовали?

      – Никто меня не вербовал. Один из заместителей Тельмана по партии сказал, что я должен ехать в Советский Союз и что там я буду служить в разведке Красной Армии. Для меня это была огромная честь.

      – Какой же приговор вынес вам японский суд, товарищ Макс?

      – Я был приговорен к пожизненному заключению. Анна – к семи годам. Однако сидеть пришлось не так уж долго: в сорок пятом американцы выпустили всех оставшихся в живых из тюрьмы. Деловые люди! Сразу предложили работать на них. Мы, само собой, отказались и попросили немедленно передать нас советским властям…

      В 1977 году я познакомился в Берлине на одном из приемов с легендарной Соней (Рут Вернер), которая была содержательницей явочной квартиры Рихарда Зорге в Шанхае, а затем работала в Польше, Швейцарии, Англии. Ей довелось побывать и радисткой, и рядовым агентом, и руководителем нелегальной резидентуры. В 1946 году связь с ней внезапно прекратили. Двадцать три долгих года таинственно молчала родная советская разведка. И вот в 1969 году, когда Рут уже жила в Восточном Берлине, ее вдруг пригласили в наше Представительство. Рут охватило волнение. Радость сменялась тревогой. От этих ребят можно ждать чего угодно, думала она. В представительстве ей в торжественной обстановке вручили второй орден Боевого Красного Знамени. Первый, под номером 944, она получила из рук Калинина. Рут душили слезы. Она вспоминала тех молодых красноармейцев, которые провожали ее в Кремль в далеком 1938 году, и своих боевых товарищей-разведчиков, которые сгорели в огне невидимого фронта, так и не получив никаких наград, хотя были достойны их более, чем она, и думала о том, что все они, вероятно, полегли на фронтах Отечественной.

      Рут Вернер, которой в 1977 году было уже семьдесят, запомнилась мне живой обаятельной женщиной, сохранившей полную ясность ума. От нее я получил на память книгу «Рапорт Сони». На титульном листе своих мемуаров Рут оставила глубокомысленную,