В сетях шпионажа, или «Час крокодила». А. А. Резванцев

того, что я владел русским. Знаете, иногда в нашей работе лучше без переводчика. А ведь мне приходилось иметь дело преимущественно с военнопленными.

      – Вы обслуживали концлагеря?

      – Да.

      – Меня интересуют сведения о деятельности антифашистов-подпольщиков в кацетах.

      – Группы движения Сопротивления? Разумеется, они возникали повсеместно, однако мы успешно противостояли им.

      – Каким образом?

      – Путем внедрения в эти группы агентуры.

      – Этой агентурой руководили вы?

      – Я работал с наиболее ценными источниками.

      – Назовите их.

      – Лилиенштайн, Клюге, Краус, Вальтер, Марианна.

      – И кто же был самым удачливым?

      – Несомненно, Краус. Талантливейший актер! А как он говорил! Когда Краус появлялся в бараке, послушать его сползались даже полуживые из самых дальних углов! Он быстро создавал группу, сдавал ее нам, и мы тут же переводили его в другой лагерь, но уже под новой фамилией. Таким способом мы быстро избавлялись от наиболее активных.

      – Какова судьба этих наиболее активных?

      Кнайзель развел руками.

      – Вы же взрослый человек!

      – Да, очевидно, мой вопрос неуместен. А почему вас не повесили?

      Кнайзель обиделся:

      – Лично я никого не убил. Отсидел положенный срок, перековался. Теперь я совершенно иной человек.

      На его пиджаке блистали почетный знак Общества германо-советской дружбы, значки Ударника социалистического труда, члена Объединения свободных немецких профсоюзов, общества «Спорт и техника». Немцы обожают всевозможные значки и носят их на самих видных местах.

      – Не помните фамилии Крауса?

      – Коллега, с тех пор прошло тридцать пять лет, сотрудники спецслужб, как вам известно, быстро забывают фамилии своих агентов. Клички же помнят всю жизнь… А знаете, кто заложил меня, когда кончилась война? Тот же Краус! Опознал в толпе военнопленных. Я скромно стоял у русской полевой кухни с миской в руках, одетый в форму простого солдата. И вдруг слышу: «Хватайте фашистского гада!» Я сразу сказал русским, что он предатель, но они не поверили. Ведь он подбил людей на бунт в ризентальском лагере. В его поведении было что-то истеричное. Я понимаю: он ненавидел меня. Но работал честно. Жить хотел и знал, что его проверяют через таких же, как он.

      – Значит, фамилии не помните? «Краус» по-немецки «кудрявый». Может быть, Кудрявцев?

      – Может быть. Нет. Не помню.

      – У него не было особых примет?

      – У него были густые черные вьющиеся волосы, короткие ноги, короткое туловище и вот такая голова!

      Тут Кнайзелъ похлопал по лежавшей рядом тыкве.

      – Больше ничего?

      – Могут быть шрамы на лице. В Заксенхаузене его сильно избили заключенные. Видимо, заподозрили неладное. Но это сыграло нам на руку. В следующем лагере он появился уже в ореоле жертвы гестаповских палачей.

      – Сколько лет ему было?

      – Думаю, где-то около тридцати пяти.

      Я откланялся