Сестра Грибуйля. София де Сегюр

мне работу всей последней недели; что больше не даст мне заказов.

      ГРИБУЙЛЬ. – И ты из-за этого плачешь! Ты же ведь отлично знаешь, что это неправда!

      КАРОЛИНА. – Да, но какое мучение выслушивать обвинения в обмане, когда ты честен.

      ГРИБУЙЛЬ. – Правда! Ну и что ж! это глупо: для меня, например, это ничего не значит. Мне однажды сказали: «Грибуйль, у меня пропало много яблок, это ты их украл», а я засмеялся и ответил: «Ничего я у вас не крал; ищите вора в другом месте; это не я». Если бы госпожа Дельмис мне сказала: «Грибуйль, ты плохо вскопал мой огород, горох не взошел…», я бы нисколько не огорчился, а ответил бы: «Сударыня, я ваш огород вскопал хорошо. Если горох не взошел, вините мадмуазель Розу, которая запросто могла бы сыграть со мной скверную штуку». А если бы она закричала: «Ты злой, ты неблагодарный», я опять не дал бы сбить себя с толку и сказал бы: «Ошибаетесь, сударыня, я добрый и признательный; а вам должно быть стыдно иметь такие скверные мысли». Если хочешь, сестрица, я пойду и скажу госпоже Дельмис, что ты честная, что ты отлично работаешь, что ты не портила ее платья, что это она воровка, раз не платит тебе, и что тем хуже для нее, коли она не дает тебе работы. Хочешь? Прямо сейчас пойду и скажу.

      КАРОЛИНА. – Нет, нет, Грибуйль, умоляю тебя; не говори ей ничего; пусть бережет свои деньги. У меня достаточно других клиентов, они дадут мне заработок; я надеюсь не потерять заказы; у меня их становится больше, чем могу сделать. Мне надо еще закончить платья и белье для жены помощника мэра, а еще – для школьной учительницы и для других.

      ГРИБУЙЛЬ. – А ты больше не будешь плакать?

      КАРОЛИНА. – Нет, нет, обещаю тебе; я сейчас же примусь за работу.

      ГРИБУЙЛЬ. – Отлично. Знаешь, господин кюре говорит, что нужно быть довольным всем, что Господь нам посылает. Я-то всегда доволен…

      КАРОЛИНА, улыбаясь. – Исключая случаи, когда скучаешь возле белья для стирки.

      ГРИБУЙЛЬ, смеясь. – А! Да, это правда! Я в тот день был глупым, но… с тех пор много думал и не потерял время даром, уверяю тебя.

      На этих словах кто-то постучал в дверь.

      – Войдите, – сказала Каролина. – Да это Томас!

      – Простите, мамзель, меня послала госпожа Гребю, супруга помощника, за своими платьями.

      КАРОЛИНА. – Я их еще не начинала, мой маленький Томас; как раз сейчас возьмусь за них.

      ТОМАС. – Не надо, не надо, мамзель; госпожа Гребю требует забрать платья в том виде, как есть; она как раз и надеялась, что вы не успели еще за них взяться.

      КАРОЛИНА. – Она что же, не хочет, чтобы я их сшила?

      ТОМАС. – Надо полагать, что нет, мамзель.

      КАРОЛИНА. – А почему? ты знаешь?

      ТОМАС. – Не знаю, мамзель. Я проходил мимо дома госпожи супруги мэра: госпожа Гребю, которая там была, позвала меня в окно; я подошел, она мне сказала: «Томас, беги скорее к Каролине, забери у нее мои платья, пускай она мне их отдаст, все равно, закончены они или нет, и все отрезы с ними; я надеюсь, что она за них еще не бралась».

      КАРОЛИНА. – А госпожа Дельмис там была?

      ТОМАС. –