Герои Сирии. Символы российского мужества. Михаил Федоров

года летчика. В сторонке на пустырьке сновали мужики и валялись грудой лопаты.

      «Теперь около одного ляжет и другой».

      Смотрел на расчищенный от снега пятачок, и слова: «Здравствуй, Роман…» кружили в голове.

      Хотя как здравствуй?

      Но для меня – здравствуй.

      Я видел место именно для Романа. А значит, и как бы его…

      А в сторону уходила Аллея летчиков.

      «Опасная профессия у летчика. Если пехотинец, танкист, вас много. А летчик – он один, разве еще с тобой ведомый».

      На меня поглядывали копачи, прибегал подполковник, фотографировал очищенный участок и, видимо, своим командирам отправлял фото.

      Нетронутый клочок земли молчал, ожидая момента, когда его покой разбудят лопаты и когда он обнимет Романа уже навечно.

      Я уже многое знал.

      Что у Романа жена по имени Ольга, что маленькая дочурка…

      Что он с 1-й по 11-й класс учился в школе, которая была в километре от кладбища.

      СМИ передавали, что школе присвоили имя Романа и должны были повесить памятную доску.

      Мне захотелось пройти в школу.

      Выйдя с погоста, повернул на тропку в заснеженном тротуаре и, думая, сколько же горожан сегодня упадет на этом ледяном покрове, шел вдоль проспекта, ловил языком снежинки, и теперь звучал куплет из другой песни Высоцкого:

      …Он был чистого слога слуга, слуга.

      Он писал ей стихи на снегу, на снегу —

      К сожалению, тают снега, снега.

      Но тогда еще был снегопад, снегопад…

      Я не знал жену Романа, но почему-то и она мне тоже была близка.

      И не заметил, как пересек одну улицу, другую, и в оправе высотных домов появилась спрятавшаяся от ветров и шума школа.

      Около ступенек «грызли» снег курсанты.

      «Тоже готовится мероприятие».

      Надеялся на стенке при входе увидеть памятную доску, но ее не оказалось.

      Зайдя в школу и объяснившись с охранником, оказался в приемной директора. Спросил у юной секретарши:

      «Скажите, а что насчет памятной доски летчику…»

      Секретарь: «Все так неожиданно… И как доску привезут, ее сразу повесят…»

      А поняв, что мне интересен сам выпускник: «Вы можете поговорить с классной учительницей».

      Через пару минут я уже поднимался на второй этаж, по которому беззаботно бегали школяры, а на стенке висела стенгазета в память бывшего ученика этой школы.

      В конце коридора с чернявой учительницей говорили двое мужчин, как я догадался, – она имела отношение к Роману. Но разговора с ней не получилось – на этаже появились операторы с треногами и камерами. Телевизионщики снимали сюжет, и я понял, что пришел не вовремя, извинился и удалился.

      Но не горевал: шел по коридорам, по которым бегал школьником Роман, и поглядывал на двери в классы.

      В нем занимался?

      А в этом?

      В этом…

      Я продолжал идти по жизни Романа…

      Выйдя из школы, увидел, что работа курсантов близилась к завершению.

      Хотел направиться к военному городку и Дому офицеров посмотреть, может, гроб с телом привезли, и раньше всех