Мастерская Волина. Леонид Зорин

Давайте приступим к делу.

      Он усмехнулся:

      – Тогда изложите, что надо вам из меня извлечь?

      Я сказала:

      – Я представляю, как вас донимают такими беседами и что они вам осточертели. Но такова моя работа.

      Волин участливо осведомился:

      – Ваша работа вам не по вкусу?

      Я буркнула:

      – Речь не обо мне.

      Волин покачал головой.

      – Сурово. «Здесь спрашиваю я». Вы правы. Все верно. Прошу прощения.

      Я уловила его усмешку – уж слишком почтительно и церемонно. Почувствовала себя задетой и не сумела этого скрыть. Насупилась:

      – Есть еще вопросы? Дать мои явки и адреса?

      Он кротко заверил:

      – Вопросов не будет. Вас понял. Ограничусь ответами.

      Я с независимой усмешкой пожала плечами. Что означало: готова принять капитуляцию. Спросила:

      – Вы трудитесь с удовольствием?

      – Разумеется, – кивнул он со вздохом. – Иначе зачем мне эти галеры?

      И доверительно пояснил:

      – Прожить за столом свои лучшие годы, не испытывая при этом кайфа, может только душевнобольной.

      – Классик назвал эти галеры «высокой болезнью». Ведь не случайно?

      Он сказал:

      – То – классик. А я – другой.

      Не подступишься к этому господину! Но он, заметив, что я смутилась, смягчился:

      – Хочу, чтоб вы меня поняли. Не надо рассматривать наш с вами труд, как наитие свыше, как священнодействие. Надеюсь, что я – профессионал. Как видите, вовсе не прибедняюсь. Быть профессионалом – немало. Но – не величественно. Обойдемся без причитаний и придыханий.

      Я по инерции возразила:

      – Сказал же Александр Сергеевич: над вымыслом слезами обольюсь.

      Волин покачал головой:

      – Без исполинов шагу не ступите. Сразу – то Пастернак, то Пушкин. У этих людей свои заботы, у нас – свои. Ничего похожего. Как я догадываюсь, журналистика для вас – суровая повседневность, а потаенная мечта – изящная словесность. Не так ли?

      Я покраснела:

      – Нет журналиста, который не мечтает о книге.

      – Так я и думал, – Волин вздохнул. – Не мне вас осаживать и укорачивать, могу лишь подать дурной пример, но – вас поразил опасный вирус.

      Я сухо сказала:

      – Вполне сознаю. От этого нисколько не легче.

      Мне было трудно сосредоточиться, точило какое-то беспокойство. С грехом пополам, сердясь на себя, я завершила свое интервью. Когда я собиралась откланяться, он неожиданно проворчал:

      – Не исчезайте на веки вечные. Если возникнет у вас охота – зайдите. Буду рад вас увидеть.

      Не понимая, какой должна быть моя реакция, я сказала, что занесу ему номер журнала, в котором будет помещена наша сегодняшняя беседа.

      Волин сказал, что свои откровения читать ему, в общем, необязательно, а вот с моим персональным творчеством был бы и впрямь рад познакомиться. Эти слова меня удивили.

      Выждав приличествующий срок, я отослала ему машинопись.