Жертва первой ошибки. Мария Воронова

стоит, святая святых, ближний круг ближнего круга… И пригласили не одного, а с женой.

      Он немножко постоял, глядя вслед уезжающей машине.

      – А с телефонограммой как, Федор Константинович? – спросил неожиданно подошедший следователь, нарушив его радужные мечты.

      – Как-как? Об косяк! – огрызнулся Федор и двинулся к своей машине.

      Следователь семенил за ним, пригибаясь, как артист МХАТа, изображающий лакея. Под густыми усами алели неприятно влажные губы, и Федор поморщился.

      – И все-таки, Федор Константинович?

      Когда имеешь дело с дураками, приходится контролировать все до конца.

      – Стандартную отписку нарисуй, а я прослежу, чтобы никто не прицепился.

      Он открыл дверь машины, и следователь придержал ее.

      Федор устроился за рулем, завел машину и взглянул на часы. Только минуло шесть, значит, можно успеть домой, позавтракать перед работой. Федор потянулся, от души зевнул и поехал на службу.

⁂

      Ирина прикинула, что Гортензия Андреевна должна вернуться на восьмичасовой электричке, и, накормив Егора ужином и отпустив еще поиграть с соседскими ребятишками, усадила Володю в коляску и отправилась на станцию. Она старалась как можно больше ходить, чтобы за лето окончательно расправиться с лишними килограммами. Ирина уже достигла большого прогресса в борьбе за фигуру, старые платья на ней уже сходились и застегивались, только дышать в них было пока еще трудновато. К сентябрю Ирина надеялась это исправить.

      Опустились светлые ленинградские сумерки. Нагретые за день рельсы отдавали тепло, и в воздухе далеко разносился особенный запах железа и ржавчины, с детства будивший в Ирине тоску по дальним странам. Послышался стук колес поезда, но Ирина знала, что он разносится очень далеко и электричка покажется еще не скоро. Володя, подпрыгивая в коляске, что-то энергично рассказывал лохматой станционной собаке. Та слушала внимательно и строго.

      Ирина расстроилась, что не взяла для нее колбасы, хотя думала об этом.

      – Извини, – сказала она собаке, и та махнула хвостом.

      Наконец показалась электричка, свистнула и замедлила ход. Ирина сразу разглядела в окне силуэт башнеобразной прически, которую ни с чем не спутаешь.

      Двери вагона открылись со вздохом и скрипом, и Гортензия Андреевна шагнула на перрон – спина прямая, прическа – локон к локону, и ни единой складочки на простом полотняном платье. Как ей это удается, завистливо подумала Ирина, после электрички всегда чувствовавшая себя как карамелька из кулька – потная, платье липнет, помада поплыла, словом, ужас. А над Гортензией стихия, стало быть, не властна.

      – Какой приятный сюрприз, Ирочка, – улыбнулась учительница, – но, право, не стоило так утруждаться.

      Тут к ним подошла сухопарая женщина лет тридцати в ярком цветастом платье и крепко обняла Ирину, прежде чем та успела что-то сообразить. Только когда она опустилась на корточки перед Володей и засюсюкала с ним совершенно по-свойски, Ирина узнала Наташу, местную библиотекаршу.

      Когда Кирилл с Ириной поженились, выяснилось,