Аракчеевский подкидыш. Евгений Салиас де Турнемир

было сказано таким голосом, что противоречить было совершенно излишне и опасно.

      – Пошли ее сейчас сюда, – произнес Шумский после паузы.

      – Авдотью Лукьяновну? – спросил Шваньский.

      Шумский встрепенулся, как бы испугавшись, и тотчас слегка рассердился.

      – Болван! Авдотью Лукьяновну устрой в своей горнице и скажи, ну, от себя что ли, чтобы она ко мне не ходила. Пошли сюда Марфушу.

      Шваньский стал было переминаться с ноги на ногу на одном месте, но потом двинулся к двери, взялся за ручку. Здесь он снова обернулся к Шумскому и трусливо выговорил:

      – Марфушу послать?

      Шумский поднял на своего наперсника глаза и пристально присмотрелся к нему.

      Вероятно, Лепорелло ясно прочел что-нибудь в этом взгляде, ибо мгновенно юркнул в дверь, а через минуту на том же пороге стояла, смущаясь, Марфуша. Однако за эту минуту мысли Шумского унеслись так далеко, что, когда явилась молодая девушка, то Шумский слегка вздрогнул, присмотрелся пристальнее, потом отвел глаза в сторону, вздохнул и понурился. Нечто вторично случилось с ним. Пылкое чувство всколыхнулось от необъяснимого сходства пригожей швейки с нею, с красавицей.

      – Марфуша, – выговорил Шумский, – ты перейдешь сюда на жительство и будешь служить мне, делать то, что Копчик, кроме всего трудного, грязного. На это дело наймут бабу.

      – Угожу ли я? – едва слышно прошептала Марфуша. – Боюсь, не сумею.

      – Вздор. А за то, что это не твое дело, за то, что тебя из швей в горничные произведут, я тебе дам приданое, коли ты все-таки за этого чучелу Шваньского замуж собираешься. Прослужишь у меня месяц, два, я тебе пятьсот рублей дам.

      Марфуша оживилась и зарумянилась.

      – Я не обману, коли раз обещал.

      – Как можно-с! – громко воскликнула Марфуша.

      – Что «как можно-с»? Не хочешь? Что ж ты, дура совсем?

      – Нет-с, я не про то. Я говорю, как можно, чтобы вы обманули.

      – Так согласна?

      – Как же, помилуйте, Михаил Андреевич. Ведь это совсем несообразица была бы. Я ведь не дура. С виду я такая, а я очень многое понимать могу.

      – Так не хочешь, стало?! – уже сердито вскрикнул Шумский.

      – Напротив, счастие мне большое. Очень рада служить вашей милости. Только явите Божескую милость, обещайтесь одно только: не обижать меня опять тем же самым.

      Шумский не понял и переспросил. Марфуша добродушно и наивно объяснила, что она всей душой рада служить барину и надеется услужить не хуже Копчика, но просит только не опаивать ее опять дурманом. Шумский грустно улыбнулся, вспомнив о своей дикой шутке. Сколько с тех пор воды утекло!

      – Не бойся, Марфуша, – ласковее произнес он. – Служи, не ленись, разыщи какую простую бабу себе в помощницы – и все будет хорошо. И ничем я тебя не обижу. Через месяц-два, когда все… – Шумский остановился. Он хотел сказать: «Все устроится» – и мысленно рассмеялся.

      «Что же устроится? – подумал он. – Все, наоборот, расстроится, все пойдет к черту!»

      – Через месяц или два, – снова заговорил он, – если соберешься