На пути в Иерусалим. Вера Скоробогатова

их палату.

      Посудомойка

      Больничная обстановка угнетала. Анчутку пугал вид людей с поврежденной психикой, житейские проблемы подавляли не меньше. Она пренебрегала больничной едой, с опаской мылась, брезгливо смотрела на казенную постель, воображая, что за пациенты спали там до нее. В семь утра санитарки будили подопечных и по очереди отправляли в уборную, потом взвешивали и вели на завтрак.

      Анчутка не верила цифрам весов: поначалу те показали ей пятьдесят один килограмм, а затем сорок девять. «Я уменьшилась почти в два раза? Что за небылица! – возмущенно говорила она санитаркам. – Не вздумайте записать это в журнал! Ваши весы поломаны».

      В столовой Аню усадили вместе с другими «анорексичками» за отдельный стол, на видное место. Соседки боялись есть, поэтому санитары следили, чтобы они съедали объемные порции каши на молоке со сливочным маслом, хлеб и вареные яйца. Аннушка ничего не имела против пищи, и захотела вновь немного пополнеть, заметив, что кожа перестала быть упругой, волосы сделались сухими и ломкими, а грудь – маленькой.

      – Ешь, – заговорщицки округляла глаза Маргарита, – не то в расцвете лет превратишься в старушку. А еще раньше тебе придется постричься. Неужели тебе не жаль роскошные локоны?

      – Конечно, мне нужно питаться, – грустно повторяла Анчутка. – Но как? Едва я подношу ложку ко рту, к горлу подкатывает тошнота. Меня рвет, но я изо всех сил зажимаю рот, стараясь скрыть это от санитаров. Пытаюсь глотать, но желудок тотчас сводит от боли! Я терплю изо всех сил, потому что врач сказал: «Ешьте спокойно, Анюта: ваши органы здоровы! Они не могут болеть!» Но я не в состоянии выдержать больше трех ложек…

      Аня закрывала лицо руками и плакала.

      У соседок-анорексичек больничный рацион вызывал панику. «Садисты! Во что я превращусь из-за вас?» Они скандалили, прятали еду и вызывали рвоту, засовывая в рот пальцы, из-за чего получали тяжелые психотропные лекарства. Анчутка искренне пыталась есть, однако большая часть ее порции всякий раз оказывалась на скатерти. Поначалу санитары ругали ее и вызывали врача. Он объяснил, что организм депрессивной пациентки тошнотой отвергает действительность. Поэтому, поощряя ее усилия, медики стали хвалить Анюту за каждый проглоченный ломтик. Чувствительная к доброте девушка начала успокаиваться, организм уже не так рьяно отвергал пищу.

      Глядя на соседок по столу, Аня вспоминала о Друвисе, его восхищении худобой, и содрогалась, сознавая, до чего себя довела. Ведь она принимала его слова за истину, когда он всего лишь глупо шутил. Поэтому раньше после еды, боясь пополнеть, она вызывала у себя рвоту или принимала сильное слабительное. Потом у нее болело сердце. Вместе с исчезновением Друвиса исчез и страх еды, однако из-за душевного горя легкий недуг, сделав зигзаг, перешел в новую форму, когда хорошо поесть, даже при желании, сделалось невозможным. «Вот бы тебя завлечь в эту полупрозрачную компанию, папаша, – представила Анна. – Что бы ты сказал тогда? Нет, тебе бы здесь никто не