Великий и ужасный. Григорий Аркатов

вырять кочергой?

      Об этом мечтали мы только с тобой…

      Нет, лучше быть трезвым и просто гнобить

      Всех тех, кого так и не смог полюбить.

      А вспышки на солнце – далекий мираж,

      Мой мир в темноте – просто адский кураж.

      Так было давно – миллионища лет,

      И кто-то другой тоже ищет ответ.

      Мой враг неизвестен, но яростно слеп,

      И мне не найти потаенный тот склеп,

      В котором он прячет свой гнилостный взор

      И им удобряет проросший мукор…

      Хотелось короче, но что за беда…

      Короче не будет, прощайте друзья!

      Глава 2: Звезды никуда не исчезли

      Капитан Люциус Сфер смотрел в иллюминатор своей каюты. За окном пролетали звезды. Их беспросветная тьма на фоне ярчайшей белизны космоса появлялась и исчезала, как и все в этой жизни. Капитан наблюдал за этим бесконечным действом и думал о чем-то сокровенном. О чем именно не имело значения. Просто время от времени ему нравилось тратить секунды на созерцание бытия. Немного погодя его взгляд стал медленно перемещаться с одного объекта внутреннего убранства на другой, мысленно цепляясь за несущественные воспоминания, которые оставили в его душе отпечатки боли или радости. Но зачастую это было больше похоже на нечто нейтральное, не имеющие отношения к добру или злу. Он просто чувствовал связь с тем, что окружало его в данный момент, и наслаждался этим, утонченно смаковал каждую молекулу материи, упивался проникновением в ее суть и мысленно постигал природное существо.

      Люциус мог бы заниматься этим вечно, и какая-то часть его действительно хотела именно такого положения вещей. Опьяняющая сладость созерцания позволяла существовать вне времени и пространства, позволяла забыть о делах насущных и никому ненужной ежедневной суете, а еще он мог без лишних усилий чувствовать себя целостным и по-настоящему живым. Как можно променять такое на нечто противоположное? Отсутствие ответа парализовало тело капитана откровенным нежеланием принять неизбежность возвращения к реальности. Однако мог ли он решать, чему быть, а чему суждено затеряться в лабиринте подсознания? Несомненно, Люциус мог вершить судьбы на космолайнере «Столкновение», но ниточки его собственного спектакля были в чьих-то чужих неведомых руках.

      Звуковой сигнал резко и грубо прервал сокровенную медитацию капитана.

      – Вы нужны на мостике, – сказал голос.

      Кому он принадлежал, не имело значения. Да Люциус как-то особенно и не заморачивался по этому поводу. Единственным, о чем он думал в тот краткий миг между созерцанием Вселенной и шагом в направлении дверей, ведущих из каюты, было горькое сожаление о том, что ему в очередной раз не удалось закрепиться в мире неподдельных ощущений и чистой энергии жизни. Это мгновение капитан винил себя за то, что его тщедушный разум так и не смог взять верх над своим же хрупким телом, не смог подчинить себе рефлексы, которые в ответ на жалкий писк коммуникатора чинили козни против своего великого и ужасного властелина, разрушая столь желанную и столь неустойчивую связь с невыносимо далеким и в то же время крайне близким миром за гранью. Но шаг был сделан, и это чувство исчезло. И вслед за этим реальность обступила его со всех сторон.

      Еще один шаг, потом второй, третий… Двери каюты открылись, испытав сенсорное предчувствие желания человека выйти за пределы каюты. Капитан посмотрел на ухоженную пустоту коридора и почему-то не захотел подумать о том, чего он хочет на самом деле. Вместо этого Люциус сделал следующий шаг, а затем еще. Позади раздался звук закрывающихся дверей. Он не обратил на него внимания. Да и что могло удивить его в этом бессмысленном шуме, рожденном на свет совершенно случайно в качестве побочного продукта мироздания, ставшим неким выхлопом усилий трения и гравитации. К тому же ему и раньше приходилось слышать все то же самое, так что не имело смысла заострять внимание именно сегодня и сейчас.

      На своем пути к лифту Люциус не был предоставлен самому себе. Несколько раз его одиночество разбавлялось присутствием других людей. По большей части это были случайные и мимолетные встречи, в которых требовалось только соблюсти формальности и идти дальше. Но иногда случалось и нечто большее. Первыми в списке эдакой анормальности оказались два офицера службы безопасности, которых Правительство Трансгалактического Синцития по своим собственным причудам именовало геральдиерами. До встречи с капитаном они непримиримо спорили о чем-то, попеременно тыкая пальцами в цифровой планшет, который так же непримиримо гулял из рук в руки. Временами в процессе спора уголки их ртов гневно изгибались, а склеры глаз меняли желтый цвет на синий. Так на лицах геральдиеров обычно выражалось несогласие. Но как только они столкнулись с капитаном, вся мимика раздора мигом испарилась. Их лица обрели ту же самую фундаментальную непоколебимость, что неуклонно читается в каменных истуканах Пасхи – родной провинции геральдиеров на Терра Прайм.

      – Да снизойдет на вас нерушимость Устава!

      Эти слова срывались с их губ в пламенном патриотизме, в то время как ладонь