Реконструктор. Александр Конторович

потолку. Разворачиваю оружие открытым затвором к врачу и прижимаю приклад карабина правой рукой к телу.

      – Так-так-так… – Киршбеер обходит меня вокруг, с интересом приглядываясь к моей стойке. – Вольно… гренадер. Затвор – закрыть, оружие поставь к столу. Садись.

      Ставлю в указанное место карабин. Только сейчас обращаю внимание, что он учебный. Казенник ствола просверлен, да и затвор оружия ходит подозрительно легко. Надо думать, еще и подаватель из магазина вытащили, да и бойка у него тоже наверняка не имеется – спилили. А что? Солдат, потерявший память… мало ли какие рефлексы могут вдруг всплыть из глубины его контуженого мозга! Отыскать в госпитале парочку патронов – вообще не вопрос: мы же разгружаем раненых, а у них в карманах такого добра – завались!

      Подхожу к стулу и опускаюсь на него. Руки еще подрагивают. Я не ожидал такого поворота событий.

      – Так вот, Макс, ты говоришь, что ничего не помнишь из своего прошлого. Возможно, это и так, но твое тело помнит гораздо больше головы. Во всяком случае, то, что забито у тебя на уровень безусловных рефлексов, выполняется абсолютно автоматически. – Доктор приподнимается со своего места и подходит ко мне. – Ну-ка привстань.

      Приподнимаюсь, и он повторяет все те же процедуры: меряет пульс, приподнимает веко и рассматривает глаза, заставляет открыть рот и разглядывает зубы.

      – А ты в форме, мой мальчик. Видно, что подобные упражнения для тебя не в новинку и не в тягость.

      Он возвращается к столу и опускается на свое место.

      – Ну что ж, подытожим увиденное. Сколько тебе лет?

      – Не помню, герр оберарцт.

      – Прикинем. Больше двадцати – это совершенно однозначно. И даже больше двадцати пяти. Зубы в хорошем состоянии, стало быть, возможность ухода за ними имелась. Твоя строевая подготовка… Хм… Тут есть над чем призадуматься. То, что ты опытный солдат, – несомненно. Все движения выверены до автоматизма, и голова в них практически не участвует. Тело само помнит все, что должно знать. А это, уж поверь мне, не за один год получается. Локти прижимаешь к телу – вот это что-то новое. Обычную пехоту так не учат. И оружие к осмотру предъявляют совсем другим способом.

      Он на некоторое время задумывается и делает какую-то пометку в своих бумагах.

      – Опять же стрельба… Что-то похожее есть, но это не стандартная подготовка обычного солдата. Нет… Школа, несомненно, наша, но только чья?

      Он задумчиво постукивает карандашом по столу.

      – Встать! Смирно! Имя?! – резко выстреливает Киршбеер.

      Как подброшенный пружиной, вскакиваю с места и вытягиваюсь. Ладони прижаты к бедрам, ступни вместе – стандартная строевая стойка.

      – Макс Крас…

      – Имя!

      – Красовски, герр оберарцт!

      – Звание!

      На этот раз я беспомощно молчу.

      – Часть!

      – Пехотный батальон… Не помню, герр оберарцт.

      – Так… Садись. Красовски, Красовски… И говор у тебя баварский. Хм. Ладно, посоветуемся мы и на эту тему. Я пропишу тебе лекарство, будешь принимать его в течение недели. А пока свободен.

      Закрыв