Сочинения. Василий Розанов

чуть-чуть застенчиво, она проговорила на мои слова:

      «Скажи, скажи!!»:

      Когда для смертного умолкнет шумный день

      И на немые стогны града

      Полупрозрачная наляжет ночи тень

      И сон, дневных трудов награда,

      В то время для меня влачатся в тишине

      Часы томительного бденья…

      Я чувствовал, что слова как «стогна» и «бденья» – смутны бедной девочке: и если, в какой-то непонятной тревоге, она затвердила довольно трудные по длине строки, то – привлекаемая тайной мукой, сокрытой в строках, кого-то жалея в этих строках, с кем-то ответно разделяясь в этих строках душой. Я весь взволновался, слушая. Коноплянцев молчал. Таня продолжала. И как будто она уже не о другом жалела, а сказывала о себе:

      В бездействии ночном живей горят во мне

      Змеи сердечной угрызенья;

      Мечты кипят…

      Она остановилась, ниже наклонила голову, и слова стали тише:

      в уме, подавленном тоской,

      Теснится тяжких дум избыток;

      Воспоминание безмолвно предо мной

      Свой длинный развивает свиток:

      Робко, по-детски:

      И с отвращением читая жизнь мою,

      Я трепещу и проклинаю,

      И горько жалуюсь, и горько слезы лью,

      Но строк печальных не смываю.

      Остановилась.

      Я вижу в праздности, в неистовых пирах,

      В безумстве гибельной свободы,

      В неволе, в бедности, в чужих степях

      Мои утраченные годы.

      Я слышу вновь друзей предательский привет

      На играх Вакха и Каприды

      так и сказала «Каприды»… Я чувствовал, многих слов она не понимала…

      И сердцу вновь наносит хладный свет

      Неотразимые обиды.

      И нет отрады мне…

      Теперь она почти шептала. Я едва. уловлял слова:

      – и тихо предо мной

      Встают два призрака младые,

      Две тени милые – два данные судьбой

      Мне ангела во дни былые!

      Металличнее и холоднее, как чужое:

      Но оба с крыльями и с пламенным мечом.

      И стерегут… и мстят мне оба.

      Опять с сочувствием:

      И оба говорят мне мертвым языком

      О тайнах вечности и гроба.

      За всю семейную жизнь свою (20 лет) я не пережил волнения, как слушая от Тани, «которая тут где-то около ног суетится», стихотворение, столь для меня (много лет) разительное. Да, но – для меня. А для нее??!! С ее «Катакомбами»[170] Евгении Тур, и – не далее? Почему же не «далее»? Оказывается, она пробегла гораздо «далее», чем нам с мамой казалось. И не сказала ни слова. И только на случайный вопрос, сказав стих почти как «урок» (к «уроку» этого никогда не было), вдруг открыла далеко не «урочную» тайну, – о, как далеко пересягающую все их уроки, классы, учителей.

      – Хорошо, Таня. Как ты запомнила?

      – Я очень люблю это стихотворение.

      – С «Каприда»!?

      Прочел маме (в корректуре).

      – Как мне не нравится, что ты все

170

«Катакомбы» (1866) – повесть Евгении Тур (наст, имя: Елизавета Васильевна Салиас-де-Турнемир, 1815–1892).