Этюды Черни. Анна Берсенева

он.

      – Ну, если только сегодняшние. Правда, познакомиться мы толком не успели.

      Теперь, когда потрясение окончательно прошло, Саша почувствовала, что скула, которую доморощенный гангстер сумел задеть кулаком, болит довольно сильно. И губа еще!.. Хороша же она сейчас с распухшей губой!

      – У вас сумочка была? – спросил он.

      Она ахнула. Конечно, у нее был с собой клатч и, конечно, теперь его нет! И палантина тоже нет. Как ни поспешно убегали грабители, а прихватить с собой ее пожитки не забыли.

      – Можно я вам салфетки дам? – спросил он. – И воду. И куртку. А то на вас смотреть холодно.

      Прежде чем Саша успела ответить, он достал из кармана своей штормовки пачку бумажных платков и маленькую бутылку воды. Потом снял штормовку и надел на Сашу.

      Штормовка была плотная, как картон. Точно такую привез однажды из сибирской экспедиции папин брат, геолог. Саша училась тогда в десятом классе и надела ее в поход, а потом долго считала это одним из самых удачных поступков своей жизни, потому что из всего класса только она спаслась от невыносимых комариных туч.

      Штормовка была теплая и тяжелая. Саша этому удивилась, но тут же поняла, что чувствует тепло человека, а не ткани, и тяжелая эта штормовка потому, что в ее многочисленных карманах лежат разнообразные полезные предметы вроде воды, платков и пистолета.

      – Спасибо, – сказала она.

      Он скрутил крышечку на бутылке. Вода с шипеньем брызнула во все стороны.

      – Извините, – сказал он, быстро отводя руку с бутылкой в сторону. – Газированная, и взболталась еще.

      Он говорил что-то очевидное и обыденное, его слова явно относились к тому пустому потоку жизни, о котором Саша с такой тоской, с таким страхом думала пятнадцать минут назад.

      Но теперь она никакой тоски не чувствовала, и страха не чувствовала тоже.

      «Драка, видимо, взбодрила», – весело подумала она.

      Саша вынула из пачки бумажный платок, он налил на него воды, она приложила платок к губе.

      – И вот сюда еще, – сказал он, вытянул из пачки второй платок, намочил его и приложил к ее скуле.

      Похоже, он, как и она, волшебным образом обрел способность видеть при одном только звездном свете. А, нет, не при звездном – луна взошла; это она в пылу борьбы не заметила просто.

      «Кроме мордобития, никаких чудес», – подумала Саша.

      Все веселее ей становилось, и все менее могла она объяснить причину своего веселья, и все менее хотела себе ее объяснять. Ну да она никогда и не была любительницей покопаться в собственном сознании. Это Кира у них обожала выявлять причинно-следственные связи, где надо и где не надо.

      – Бодягу надо бы приложить, – сказал он. – Она синяки убирает.

      – Что-что приложить? – удивилась Саша. – Бодяга – это же тягомотина.

      – Это водяной мох. Девичьи румяна. Мама мне в детстве всегда прикладывала.

      – Дрались, видать, часто, – заметила Саша. – А почему румяна?

      Она не удивилась бы, если бы бодяга тоже нашлась в одном из карманов его штормовки.

      – Дрался