Грехи дома Борджа. Сара Бауэр

чтобы та исполняла поручения мадонны, но остальных попросил удалиться. Я сразу отправилась в нашу с Анджелой комнату, где моя подруга лежала свернувшись калачиком на кровати и дрожала, хотя день был теплый. В комнате стояло стойкое зловоние, гудели комары.

      Она еще накануне стала жаловаться на лихорадку и колики в животе. Я тогда не придала этому значения, полагая, что Анджела съела что-то не то. Накануне вечером подавали устричный соус со странным, как мне показалось, запахом, но мой еврейский нос проявлял излишнюю чувствительность к продуктам, которые я с детства считала запретными. Я приготовила для нее рвотное из смеси вина с порошком сурьмы, выклянченной у литейных дел мастера дона Альфонсо, после чего ее вырвало, и мы отправились с донной Лукрецией смотреть скачки в День святого Георга, устроенные в Барко. Анджела вела себя непривычно тихо, бледная, измученная, она не делала ставки, хотя донна Лукреция позволяла нам играть на мелочь и булавки, считая, что если заключать пари на такие пустяки, то греха в том нет. Даже когда началась драка между победившим жокеем, выступавшим, разумеется, под флагом донны Лукреции, и тем, чья лошадь финишировала первой, но без всадника, она, безучастная ко всему, раскачивалась, скрестив руки на животе. К вечеру Анджела уже не могла скрывать свое недомогание, и донна Лукреция, встревожившись, ее отпустила.

      – Ступай с ней, Виоланта, – приказала она. – Ты знаешь, чем лечить. Ведь в обычаях вашего народа изучать искусство врачевания, я права?

      В свое время я набралась кое-каких практических советов от Мариам, хотя, видимо, знала не больше, чем донна Лукреция, но неевреи склонны полагать, будто все иудеи лекари, поскольку лекари – единственные евреи, которых они пускают в свои дома.

      – Да, мадонна, – ответила я и поспешила к Анджеле.

      Ночь прошла неспокойно. Подруга стонала и металась от боли, часто покидала постель, чтобы облегчиться, говоря, что ей от этого станет лучше, но лучше не становилось. День никаких изменений не принес. Маленькая служанка, принесшая вино с печеньем и воду для умывания, пришла в ужас, увидев серое осунувшееся лицо Анджелы на промокшей от пота подушке, и унесла ночной горшок на вытянутых руках, словно он был заразный. Я не сомневалась, что это отравление – то ли от плохой пищи, то ли по другой, более серьезной причине. Неужели Ипполито догадался о ее чувствах к Джулио? Но Анджела настаивала, что боли напоминают наступление месячных, только они более сильные, да и время не то.

      – Может, ты беременна? – спросила я, присаживаясь на край кровати, чтобы уговорить подругу выпить немного вина, а то щеки у нее стали совсем белые.

      Анджела кивнула с несчастным видом.

      – Я пыталась соблюдать осторожность, но ошибки случаются.

      – Анджела, ты ведь не сделала ничего безрассудного? – Она, протестуя, скривилась, но я подняла руку, призывая к молчанию. – Я не собираюсь читать тебе мораль. Просто если ты приняла что-то, то тебе нужно признаться,